- В вашем одобрении, милый Альвенслебен,- начала хозяйка дома,- я была уверена. Но взгляните на нашего друга фон Бюлова, это же Минос и Радамант в одном лице! Он уже опять помышляет о бурях; Виктуар, предложи господину фон Бюлову карлсбадскую облатку. Это, кажется, единственное, что он признает из всего австрийского. А господин Зандер тем временем развлечет нас рассказом о наших успехах в новой провинции. Боюсь только, что они не так уж велики.
- Скажем лучше, что их и вовсе нет,- отвечал Зандер.- Никто из сторонников вельфского льва и скачущего коня не желает подчиняться Пруссии. И в вину я им этого не ставлю. Поляков мы более или менее удовлетворяли. Но ганноверцы - народ требовательный.
- Это верно,- подтвердила госпожа фон Карайон и тут же добавила: - Возможно, и несколько надменный.
- Несколько! - расхохотался Бюлов.- Ах, сударыня, побольше бы таких добросердечных людей, как вы! Положитесь на меня, я давно знаю ганноверцев, как уроженец Альтмарка, можно сказать, с младых ногтей наблюдаю за ними; смею вас уверить: все, что мне так нестерпимо в Англии, в сей исконно Вельфской земле представлено в двойном размере. Потому-то я считаю, что они заслужили ту розгу, которую мы им несем. Наше прусское хозяйство, разумеется, хозяйство жалкое, и Мирабо был прав, сравнивая хваленое государство Фридриха Великого с плодом, сгнившим еще до того, как он созрел, но, как бы там ни было, одно мы теперь все-таки имеем: уверенность, что мир за эти последние пятнадцать лет сделал шаг вперед и что великие судьбы нашего времени не обязательно должны свершаться между речушками Нуте и Нотте. В Ганновере между тем продолжают верить в особое назначение Каленберга и Люнебургской степи. Nomen est omen[1]. Ганновер - застойное болото, гнездо всяческих предрассудков. Мы, по крайней мере, сознаем, что нам грош цена, и в таком сознании заложена возможность исправления. Кое в чем мы от них отстали, допускаю, но в целом, конечно, опережаем их, и этим оправдываются притязания, которые нам надлежит претворить в жизнь. То, что мы, вопреки Зандеру, собственно, потерпели фиаско в Польше, ничего не доказывает; государство не пожелало приложить каких-либо усилий, считая, что его сборщики налогов вполне способны нести культуру на восток. И в общем-то, справедливо, поскольку не кто иной, как сборщик налогов, представляет наш строй, хотя, разумеется, с самой неприятной стороны.
Виктуар, в ту минуту, когда разговор коснулся Польши, покинувшая свое место за чайным столом, погрозила пальцем оратору и сказала:
