- На все воля Божья, Генри,- не сразу ответила она и продолжала доить пеструю корову.
Когда юноша уже стоял на пороге, и на нем был новехонький солдатский мундир, и в глазах у него светилось радостное нетерпение, которое не могла скрыть дымка печали от разлуки с родным очагом, он увидел, как две слезы прокладывают дорожки на морщинистых щеках матери.
И все-таки она разочаровала его, ничего не сказав о возвращении со щитом или на щите. Он заранее настроился на трогательную сцену. Даже приготовил несколько фраз, которые, по его мнению, должны были прозвучать очень красиво. Но она расстроила его планы. Вот что она ему сказала, ни на минуту не переставая чистить картошку:
- Ты смотри в оба, Генри, и береги себя в этой военной заварухе, смотри в оба и береги себя. И не бери себе в голову, что одним махом можешь всех мятежников перебить, потому что не можешь ты этого. Там таких, как ты, несмышленых парнишек, тьма-тьмущая, так что помалкивай и делай, что прикажут. Я-то тебя знаю, Генри.
Я связала тебе восемь пар носков и положила лучшие твои рубашки, Генри, чтобы моему сыночку было тепло и хорошо, не хуже, чем другим солдатам. Как порвутся, сразу отсылай мне, я их заштопаю.
И товарищей выбирай себе, подумавши. В армии, Генри, много дурных людей. Они там совсем с толку сбились, и для них самое милое дело - верховодить молоденькими парнишками, вроде тебя, которые в пер-вый раз из дому уехали и без материнского присмотра остались, и они учат их пить и ругаться. Держись от них подальше, Генри. И смотри, не делай ничего такого, Генри, чтобы тебе стыдно было рассказать мне об этом. Ты всякий раз думай, что я вижу тебя. Помни мои слова, и ничего худого тогда с тобой не стрясется.
И еще всегда помни о своем отце, сынок, помни, что он спиртного в рот не брал и редко когда сквернословил.
Уж не знаю, что мне еще сказать тебе, Генри, кроме разве одного: не вздумай, сыночек, ради меня от чего-то увиливать. Если случится так, что либо смерть принять, либо на бесчестное дело пойти, ты поступай только по совести, потому что многих женщин сейчас такая беда постигла, и Господь не оставит нас в нашем горе.
На забудь о носках и рубашках, сынок, и еще я положила тебе банку черносмородинного варенья, оно же твое любимое. До свиданья, Генри. Береги себя и будь хорошим мальчиком.
Ну, конечно, эта речь была тяжким испытанием для его терпения. Он-то ведь ждал совсем другого, поэтому слушал ее с нескрываемым раздражением. И зашагав прочь от дому, облегченно вздохнул.
