Солдаты охали. Их глаза потускнели. Чумазые лица уныло вытянулись. Медленно разминая затекшие руки и ноги, они хмуро следили за врагами, стремглав несущимися в атаку. Рабы-прислужники в храме бога войны, они начали роптать на свой изнурительный труд. Ворчливо жаловались друг другу:
- Ну, это уж чересчур! Какого дьявола они не шлют подкреплений?
- Нет, второй атаки нам ни за что не отбить. Да я и не собираюсь воевать со всей армией мятежников, будь они прокляты!
- Какая жалость, что меня угораздило наступить на руку Биллу Смизерсу! Лучше бы он наступил на мою! - воскликнул кто-то страдальческим голосом.
Болезненно морщась, полк занимал оборонительную позицию, его утомленные суставы хрустели.
Юноша неподвижно уставился в пространство. «Нет, это не повторится, не может повториться!» - думал он. И продолжал стоять, словно надеялся, что неприятель замрет на месте, затем, принеся извинения, с поклоном ретируется. Нет, это какое-то недоразумение!
Но вот в полк - в центр и в оба фланга - полетели пули. Вслед за горизонтальными языками огня появились густые клубы дыма, которые, пометавшись и покружившись в почти безветренном воздухе над самой землей, поплыли сквозь ряды солдат как сквозь ворота. На солнце они были землисто-желтого цвета, в тени - мертвенно-синего. Порою знамя исчезало в чреве этой клубящейся массы, но чаще было четко видно, сверкая в солнечных лучах.
Глаза у юноши напоминали теперь глаза измученной клячи. Шея нервно подергивалась, мышцы рук обессилели и онемели. Кисти казались такими большими и неловкими, точно на них напялены незримые рукавицы. Колени подгибались, он с трудом удерживал равновесие.
Выкрики товарищей перед началом канонады застучали у него в мозгу: «Ну, это уж чересчур! За кого они нас принимают, почему не шлют подкреплений? Я вовсе не собираюсь воевать со всей армией мятежников, будь они прокляты!»
Ему казались сверхъестественными выдержка, искусность и отвага наступающих. Сам измотанный до предела, он был потрясен их упорством. Не люди, в какие-то стальные механизмы. До чего же трудно - отражать натиск таких штуковин, а отражать придется, пожалуй, до самого захода солнца.
Он медленно вскинул ружье и, бросив взгляд на кишащее людьми поле, выстрелил в быстро катящийся живой ком. Снова опустил ружье и начал всматриваться и ла тянутую дымом даль. И невольно заметил, как переменчив вид этого поля, усеянного людьми, которые, непрерывно вопя, несутся вперед и вперед, точно гномы, убегающие от погони.
