— За Лоркана? — прошептала она.
Роури кивнул, и его лицо озарилось радостью и удивлением.
— За Лоркана, — согласился он и осушил свой бокал.
Позже Энджел с трудом могла вспомнить, о чем еще они говорили за ужином. Они оба старательно избегали разговоров о недавней трагедии. Словно обоим казалось совершенно необходимым, хотя бы временно, отодвинуть боль утраты на второй план.
Она помнила, что Роури рассказывал ей что-то о своей работе юриста, но только отвечая на ее вопросы. Раза два ей удалось насмешить его описанием жизни в отеле «Фипатрик» и рассказом о некоторых невероятных требованиях туристов, о которых ходили анекдоты среди работников отеля.
Энджел думала, что усталость заставит Роури уйти пораньше, чтобы лечь спать, но, к ее удивлению, они засиделись допоздна, и Алан Больер, немного оттаяв, сам принес им кофе и мятные лепешки.
— Как бы то ни было, а он хороший человек, — заметила Энджел, когда Больер отошел на достаточное расстояние, чтобы не слышать ее слов.
Роури положил кусочек сахара в кофе и размешал его.
— Это потому, что мы степенно ужинаем, вместо того чтобы запереться наверху и предаваться разврату.
Не в состоянии достойно ответить на его поддразнивание, Энджел развернула серебряную обертку шоколада и положила кусочек в рот.
Они допили кофе и поднялись к себе. Энджел решительно забрала у Роури колыбельку.
— Он может поспать сегодня со мной.
— Я позабочусь о нем ночью, — возразил Роури, но Энджел видела, что он с трудом сдерживает зевоту.
— Он остается со мной, — повторила она, не в силах отвести взгляд от синих глаз Роури, окруженных темными тенями. — Это прекрасная возможность узнать его получше. — И вдоволь понянчиться с ним, не чувствуя на себе пристальный взгляд Роури, который, возможно, думает, что у нее есть какие-то тайные планы, как у многих женщин. За время работы няней Энджел, к своему ужасу, узнала, что детей нередко используют для удовлетворения собственного тщеславия. Она видела женщин, которые прикасались к своим младенцам только тогда, когда были уверены, что на них смотрят. Они просто играли в материнство, не слишком волнуясь о своих детях.
— Пожалуйста, Роури, — проговорила она тихо, — позволь мне взять его.
Он открыл рот, собираясь возразить, но Энджел опередила его:
— И в конце концов, ты давно смотрел на себя в зеркало? Ты же не в состоянии приглядеть за ребенком!
— И что ты под этим подразумеваешь? — сонно спросил он, стараясь вспомнить, сколько точно ей лет. В приглушенном свете коридора, с распущенными волосами, падающими ей на плечи, Энджел казалась восемнадцатнлетией, хотя он понимал, что этого не может быть. Ей исполнилось двадцать, когда она вышла замуж за его брата. — Может, ты хочешь обвинить меня в том, что я слишком много выпил?
