Фотограф
сидел на
диване,
рассматривая
одну строчку
на экране
телефона:
«Всю ночь
меня давили…»
Ночь выпала
нелегкая…
Демоноиды
Всю
ночь меня
давили
видения
многих растопыренных
щелей,
которые я
имел
удовольствие,
так сказать.
Не
поддаваясь
на провокации
художественного
вымысла,
должен
отметить, что
это были не
тысячи и даже
не сотни, а,
скорее,
десятки теплых
булочек,
испеченных
поваром-природой.
Ну в лучшем
случае
сотня-другая.
Они вдруг все
разом
навалились
на меня, и я
проснулся
около шести
утра, за час
до обычной
рабочей
побудки.
Видение не
прекращалось.
Черные,
рыжие,
светловолосые
пипки наваливались
на меня из
темноты и
беззвучно
растопыривали
свои
укромные
закоулки, как
в немом кино.
Бритые,
стриженные и
кудрявые, горячие
промежности
продолжали
выпрыгивать
из тревожного
раннего
полусвета.
Это было очень
странное
утро. Письки
лезли и
лезли, образуя
пульсирующий
водоворот
возбужденной
плоти.
Позавчерашний
вечер был
достаточно
дивным. Я
ехал на
поезде с
работы, и за
окном, в липкой
темноте,
выстраивались
образования
красных,
желтых и
белых огней.
Они проплывали
мимо,
подвешенные
в мокрой
вечерней мгле.
Разноцветные
искорки
мерцали и
пульсировали,
двигаясь в
противоположных
направлениях
вокруг общей
оси. Этот
муравейник
огней
уплывал
назад,
скрываясь за
алюминиевой
рамой окна.
Тут же в мое
поле зрения
вливался
другой такой
же
муравейник
копошащихся
светлячков,
пурпурных,
лимонных и
снежных.
Поезд
подъехал к
станции. В
зеленовато-синем
свете
фонарей по
перрону
бродили
бледные
призраки. Их
синюшные
лица, с
темными впадинами
глаз,
тревожно
вглядывались
в бесконечную
темень
ночного
города. Два
таких привидения
проплыли под
моим окном.
Их искаженные
страхом и
тревогой
тела
отразились в
капельках
дождя на
стекле окна.
Все призраки
на перроне
смотрели в
одну сторону.
Оттуда дул
ветер
Вечного Зова
— главная
движущая сила
полуприпадочного,
истекающего
слюной
жадности
населения
Нью-Йорка.
Поезд
дрогнул, и
прозрачные
тени исчезли,
оставив
легкие
обратные
силуэты на
сетчатке
моих глаз.
Состав вплыл
в туннель.
Запах разлагающегося
города
проник через
вентиляционную
систему и
повис в
трясущемся
на стыках
вагоне.
Туннель
прорезал
самый центр
нашего тирана,
города,
который
никогда не
спит. Его испещренные
пятнами
гнили и
ржавыми
натеками
ответвления
извивались
под
тротуарами
Манхеттена,
густо
заплеванными
пережеванными
резинками. В
желтом свете
одиноких
лампочек я
искал
глазами крыс
— этих
пищеварительных
ферментов
мегаполиса.
Вместо них я
увидел
клочья
черной
гигантской
плесени,
свисающие
махровыми
прядями в
проемах
темно-серых
бетонных
перегородок
между путями.
Рельсы уходили
в тесноту
мокрыми
параллельными
нитями с
обеих сторон
вагона. Это
создавало иллюзию
бесконечно
простирающегося
под городом
поля
железнодорожных
путей, поставлявших
в Сити новую
человечину.
