Пуся | страница 37



  Он вскочил по будильнику, дергаясь от ужаса. Через 45 минут он бежал по эскалатору. В такие моменты у моего героя одно желание, и он бормочет, чутко косясь на подрагивающую перед ним на ступеньках жопу трехсоткилограммовой тетки из черного Бронкса: «Только не пукать, дорогая! Только не пукать…»



ГЛАВА 12

  БЛОНДИНОИД

  (блондинка из поезда на Гринспук)

  Громадная женщина еще долго стояла в глазах Фотографа. Он подвинул закоченевшие ноги ближе к обогревателю, выдувавшему раскаленную струю из коробки под окном. «О чем писать? — подумал он, разминая одеревеневшую за ночь шею. — О том как я еду на поезде? Бред!» Но он посмотрел за окно, и белые зайчики запрыгали в его зрачках. «Красиво, сука!» — подумал Фотограф и выстучал пальцами на экране первую фразу: «Я еду на поезде».

  Зуууууууууууум…

  Я еду на поезде. За окном зимняя метель. Это — под Нью-Йорком, неслыханное дело. Занесенные снегом деревья проносятся за окном меловой пилой. Белые корочки прилипли к стволам. Снег покрывает верхушки и свисает с них хлопьями белой муки. На ветках послипались пирожки и ватрушки. Сахарная пудра покрывает все пространство между деревьями. Белые сдобные плетенки ложатся друг на друга, вот-вот свалятся в карамельные ледышки кустов. Такие же карамельки свисают с крыш — днем все таяло и текло на солнце.

  У моей блондиночки в поезде на Гринспук розовая кожа, которая легко переходит в пунцовую. Сегодня я сижу прямо за ней, и передо мной золотится ее макушка. Я присматриваюсь к ее пробору. Даже кожа пробора не белая, а ярко-розовая. Пару раз, раздирая маленькую куницу Лючии, я воссоздавал перед собой трехмерную модель моей ежедневной попутчицы. Иногда я притворяюсь дурашкой и делаю вид, что я не могу понять, почему так на нее запал. На самом деле все просто — у нее много редких качеств, и это меня вдохновляет. Во-первых, она натуральная блондинка. В Нью-Йорке, заваленном желто-коричневым месивом теплых рас, это — редкое свойство. Потом, эти ее золотые волосы огромной длины. Они струятся искрящимися на солнце волнами чуть ли не до самой попы. Попа — отдельный разговор. Широкие бедра спадают двумя грушами на тонкие, широко расставленные ноги. Грушки налиты радостным соком. Они толкутся под тонким материалом юбки, поигрывая на ходу. Каждый раз, когда мы выходим из поезда на платформу Гринспука, мои глаза не могут оторваться от этих фруктов, танцующих свою румбу перед моим носом. Короткая зимняя курточка едва доходит до бедер. Я иду за блондинкой след в след, как пес за хозяином, несущим кусок мяса в руке. Здесь кусков мяса целых два. Мой рот наполняется слюной. Ягодицы подпрыгивают внутри юбки, играя бодрый марш утренней ходьбы на работу. Они плавают по верхней части ног — двух худеньких конечностей, обычно затянутых в черные колготки.