Первые грезы | страница 8
- Дуняша, скажите дворнику, пусть возьмет лопату, корзину и идет за нами на случай чего, барышню подобрать.
- Слушайте, Николай Александрович, если вы так будете смешить меня, когда я уже сяду на велосипед, то я непременно шлепнусь.
- Помилуйте, Марья Владимировна, что ж тут смешного? Мера предосторожности.
- Николай Александрович, ради Бога! - молю я, делая всевозможные усилия вскарабкаться на велосипед - самое трудное в этом искусстве.
- Ну, хорошо, не буду, не буду; с этой минуты, я говорю только печальные вещи. Вот, например, посмотрите на эту даму.
- Где?
- Налево, в белом костюме на самом припеке и без зонтика.
Я вижу поразительно прямую, худую и бесконечно длинную особу.
- Знаете, почему она без зонтика?
- Ну?
- Она его проглотила. Право-право. Теперь все дамы это делают; посмотрите на их фигуры - мода. Прежде, в старину, говорят, аршины глотали, a теперь перешли на зонтики, удобнее, мягче.
Взобраться на велосипед при таких «грустных» разговорах немыслимо.
Раз, два, три… Наконец-то! Сижу. Метнулась вправо, метнулась влево и пошла описывать зигзаги. Боже, как я в эту минуту сочувствую всем пьяницам! Что может быть труднее прямого направления? Хоть геометрия и гласит, что прямая наикратчайшая, но, надо добавить, и наитруднейшая, во всяком случае для велосипедистов и членов общества нетрезвости. Уф! Поехала прямо.
- Отлично, отлично, очень хорошо, так и продолжайте, - одобряет летящий из предосторожности рядом со мной на собственной паре ангел-хранитель. - A теперь берите влево, влево к больнице, мимо помещения дежурного врача, это самое благоразумное, потом немножко влево к артели упаковки и переноски мебели, по крайней мере, мы гарантированы, что так или иначе, но домой доставлены будем.
Вот противный человек!
Дружеским объятием охватив серебристый тополь, с которым судьба, по счастью, деликатно свела меня, я слезаю со своего самоката. Ох, неправда, вовсе это не самокат, еще как упирается, a коли сам и катится, то именно туда, куда не нужно.
Теперь я совершенно прилично езжу, и мы с Николаем Александровичем совершаем большие прогулки. Несешься быстро-быстро. Как приятно! Дух захватывает, a кругом мелькает высокая, стройная, уже слегка колосящаяся рожь, заманчиво сверкают приветливые синенькие глазки василька.
Мы делаем маленькую станцию где-нибудь под тенистым деревом. Николай Александрович затягивается папироской и вполголоса что-то напевает; y него такой приятный, мягкий баритон.