Голос Пилипенко. Уж он-то наведет! Я был уверен в нем. Не раз мне приходилось летать на перехват. Когда за индикатором радиолокационной станции находился Пилипенко, я чувствовал себя уверенно и всегда справлялся с заданием.
Юрка рассказывал, что Пилипенко раньше был летчиком-истребителем, но его списали по состоянию здоровья. Знание тактики и возможностей летчика позволяли ему умело выводить перехватчиков на цель.
— …Курс сто девяносто! — командовал Пилипенко.
«Нарушитель еще над морем», — прикинув, догадался я.
Ко мне по стремянке поднялся техник.
— Ну, что? — спросил он.
— Идут на сближение…
— Сорок третий, курс девяносто, — дал новую команду Пилипенко. Включи форсаж.
— Вас понял, — ответил ведущий.
— Нарушитель дает тягу, — высказал я предположение технику.
— Сорок третий, видите цель?
— Цель не вижу. Что-то случилось с локатором, — тревожно доложил летчик.
— Смените частоту!..
— Бесполезно…
— Ищите визуально!..
— Иду в облаках.
«Перехватчик попал в радиолокационный луч „дельфина“», — мелькнула у меня догадка.
— Атакуй сбоку!.. — крикнул я и осекся. Я не имел никакого права вмешиваться в этот ответственный момент в разговор.
— Ты с ума сошел! — ужаснулся техник и выключил радиостанцию. — Ну, будет теперь дело.
— Какое дело! — Я сорвал с головы шлемофон. — Доучились. Над нашей землей вражеский самолет, а мы сделать ничего не можем.
— Зато восьмой год премии за безаварийность получаем, — вздохнул техник.
Вернулась дежурная пара. Она пронеслась над аэродромом плотно, как на параде, но ни у кого не вызвала восторга.
Летчики собирались группами. Все говорили об одном — о нарушителе и о причинах неудачного перехвата. Еще никто не видел летчиков дежурной пары их сразу вызвали на командный пункт, — но все утверждали, что пролетал не кто иной, как разведчик. Возможно, тот самый «дельфин», к которому мы с Юркой подходили.
Более точную информацию должны были дать вернувшиеся, да и то едва ли: ведь они так и не увидели самолет-нарушитель из-за помех. Но никто не расходился с аэродрома, поджидая летчиков.
Юрка сегодня был неузнаваем. Лицо сосредоточенное и задумчивое, будто у него случилось большое горе. Правда, у других тоже настроение было не лучше. Всех волновали одни и те же мысли.
— Дайте закурить, — подошел к нам Кочетков. Геннадий протянул ему папиросы.
— Вот сволочи! — выругался невозмутимый Кочетков. — Перед самым праздником.
Юрка поднял голову:
— А ты думал, они оповестят о своем визите? Это тебе не на полигоне, где по пять холостых заходов можно делать!
