— Что это ты надумал? Нет, так нельзя… Это слишком дорогой подарок, — запричитала она, хотя в глубине души ликовала: надо же, выходит, она достойна таких роскошных подношений! — Нет, я не могу это принять…
Сина, видимо, веселили ее неубедительные попытки отказаться от украшения.
— Одно жемчужное ожерелье не отправит меня в долговую тюрьму, миледи. — Опутав своим подарком пальцы, он широко их развел, приглашая ее восхититься мастерством ювелира.
И попутно терзая ее сердце.
— Нет, — покачала она головой.
— Ну что ты как маленькая, Джулиана! — пожурил ее Син, и от этих насмешливых слов ее позвоночник будто бы вытянулся в прямую линию. — Жемчуг — это просто дружеский дар. Не нужно этого бояться.
«Черт тебя подери!» — с непривычной для себя жесткостью мысленно выругалась Джулиана. Он знал, какие слова вызовут у нее желаемую реакцию.
— Я не боюсь ни тебя, ни твоих жемчугов, — заявила она, с вызовом глядя ему прямо в глаза.
Син усмехнулся в ответ.
— Тогда протяни руку и забери свой подарок. А потом сможешь поблагодарить меня.
Губы у нее дрогнули: ей только показалось или он на что-то намекал? Она никак не могла избавиться от чувства, что он имеет в виду нечто большее, чем обычную благодарность.
— Значит, мне таки придется заплатить вам, милорд. — Она постаралась не выдать своего разочарования. — И какова же цена?
— Какая скромница… Тебе это не идет, моя колдунья. — Вздохнув, огорченный ее недоверием, он наконец озвучил пресловутую цену: — Мне вполне хватит настоящего поцелуя.
«Настоящего поцелуя»? Какой вздор! Джулиана зажмурилась.
— Ну нет, все не так просто, — рассмеялся он, и она открыла глаза — лишь затем, чтобы вновь с подозрением их сузить. — Ты должна поцеловать меня первой. Я хочу еще раз пригубить твоей страсти.
Налетел порыв ветра, дилижанс качнулся. Выхода нет: она никуда не сможет убежать отсюда, из этой ловушки. Она уже склонялась к мысли, что маркиз попросту играет с ней. Сложив руки на груди, Джулиана задумчиво посмотрела на него.
— Кажется, я уже не хочу этого ожерелья.
Его красивые карие глаза лучились уверенностью.
— Лгунья.
Джулиана, потрясенная до глубины души, только и вымолвила:
— Какой же хам, какой самодовольный… — Она даже не смогла подобрать нужного оскорбления, до того он ее уязвил. — Я тебе не жадная деревенщина, которая ради побрякушек согласна…
— Я никогда так не считал, Джулиана, — отозвался он, нисколько, по-видимому, не обидевшись на ее ругань. Жемчужины, которыми он продолжал любоваться, с тихим постукиванием ударялись друг о друга. — Я назвал тебя лгуньей лишь потому, что ты захочешь забрать это ожерелье. Ты, в общем-то, будешь умолять отдать его тебе.
