Кто-то схватил его за руку и хорошенько встряхнул, и Алексиус на самом деле услышал, как плещется бренди у него в животе. Если верить его чуткому слуху, он выпил целый океан.
— Убирайся!
Где он, черт побери? Судя по запахам и ощущениям, он лежал в своей кровати, но как вернулся домой, а уж тем паче лег в постель, он, хоть убей, не помнил.
— Ох, ты всегда такой злюка по утрам!
Слово «злюка» о чем-то ему напомнило, но он не сумел восстановить воспоминание полностью. В абсолютной прострации, все еще полупьяный, Алексиус попытался узнать голос противной девицы, развалившейся рядом. Последнее, что он четко помнил, — это как он вернулся в клуб с друзьями. Далее вечер превращался в бурную реку бренди. Это же надо было так напиться, чтобы обратиться к могущественному Эросу, а потом забыть об этом и разумом, и телом!
Он осторожно перевернулся на спину. От пустячного движения голова пошла кругом; глаза он предпочел не открывать.
— Мне лучше сейчас побыть одному. Давай, будь хорошей девочкой: уходи, пока я не придушил тебя подушкой.
Но Алексиус солгал: у него не хватило бы сил это сделать. Он мог лишь лежать пластом и страдать.
— Алексиус! — Бессердечная гарпия оттянула ему веки. Солнечный свет, проникавший сквозь шторы, жег, как раскаленные кочерги. — Ты уже не спишь?
Скуля от боли, он раздраженно убрал с себя чужие руки.
— Господи Боже мой, неужели нельзя дать человеку спокойно умереть? — зарычал он. В желудке все перевернулось вверх дном.
Весь мокрый от пота, Алексиус закрыл глаза ладонью. Когда он наконец почувствовал, что временно обуздал тошноту, то смог наконец взглянуть на женщину, массировавшую ему живот.
Наведя фокус, он изумленно заморгал, ибо узнал в черноволосой красотке свою сестру.
— Белль? Что ты тут делаешь? — хрипло спросил он.
Теперь был ее черед удивляться.
— А кто, как ты думаешь… — Она беспомощно сложила губы в букву «О», догадавшись, что родной брат узнал ее только сейчас. Она хихикнула в кулак. — Ох, бедный ты мой! Сколько раз тебе приходилось просыпаться в постели с незнакомкой?
— Если бы я чувствовал себя получше, то ответил бы: «Реже, чем хотелось бы», — проворчал он, получив в награду еще один смешок.
Поскольку отделаться от Белинды возможности не было, Алексиус открыл глаза — и только тогда понял, что лежит голый. Кто-то его раздел — скорее всего, камердинер. Ниже пояса его прикрывала смятая простыня, но он все равно схватил одеяло, отброшенное во сне, и натянул его до самого подбородка.
