После победы все дурное забудется... | страница 11

Мне физически больно, нестерпимо слышать громкие слова. То, как живет сейчас Ленинград, достойно изумления без всяких громких фраз. Конечно, нужно держать голову высоко, но говорить нужно голую, суровую правду. Как ни тяжело было до декабря слушать сводки Совинформбюро, но смотреть суровой правде в глаза достойнее, чем прятаться за обиняки и недомолвки. Я никогда не забуду, как искусно была завуалирована формулировка об оставлении Одессы, - внешне как будто все прилично, а потом через несколько дней читали сообщение о чудовищном еврейском погроме. Иногда я с тоской думаю, что гладкие радиоочерки о подвигах на фронте ловко создаются профессиональными приемами литературных дел мастеров. Очень они звучат на один голос, враг изображается упрощенно, вульгарно, это постоянно или зверь, или глупый Ганс. Я больше доверяю изображению зверя, доверяю Эренбургу. Но в наших передачах мерзнут только немцы - нашим тепло, голодают немцы - наши сыты до отвала, потери несут немцы - мы идем без потерь. Но ведь мы-то, слушатели, - взрослые люди и знаем, что каждый час падают наши, и нужно об этом достойно и серьезно сказать, чтобы опять не оказалось, что мы счастливчики в сорочках и будущее счастье свалилось на нас, как в сказке. Счастье будущих поколений будет куплено кровью и смертью целых поколений, участвующих сейчас в войне. Пусть этого никогда не забудут. <...>

Ужасающий двадцатиминутный обстрел нашего района. Убитые и раненые на Ситном рынке и на проспекте Горького. Дырка в Биржевом мосту. Убитые и раненые на мосту. Это месть врага городу.<...>

Курганские библиотекари. В первом ряду 2-я слева Е. Н. Долганова, 3-я О. Ф. Хузе, 4-я В. А. Ользен-Энгель; во втором ряду 3-й слева Б. М. Грецкий, 5-я слева Р. В. Шнурова. 1940-е гг.

Смертность страшная: гробов на саночках уже не считаешь и не замечаешь. Лица мужчин или опухлые желтые, или мертвенно-землистые. Люди идут медленно, слишком медленно. Я ежедневно вижу падающих от бессилия, как падают изможденные лошади. Ну что ж, ленинградцы держались и держатся сурово, собранно, терпеливо, и те, кто переживут, - заслужат уважения всего мира. Нам хуже, чем лондонцам - они не были окружены блокадой. Нам хуже, чем москвичам: им не пришлось держаться так долго. Мы держимся. Что ж нам остается? Меня приглашает Клейнер на совещание директоров школ и заведующих райбиблиотеками. Не хочу идти, не хочу видеть никого из высокопоставленных, они безмерно раздражают. <... >