Кстати, так было и с фильмом, который снял в 1966 году молодой литовский режиссер. Роль принца он дал прелестному шестилетнему малышу. Но фильм разочаровал не только меня, многое там оказалось далековато от Сент-Экса - и зрители это сразу ощутили и даже писали об этом письма, горячо вступаясь за мысли, чувства и поэзию Экзюпери, за все, что стало нам дорого[45].
Ярко светит в нашей стране звезда Сент-Экса. Постоянно светит она и в моей судьбе. И еще раз мне вновь дано было счастье перевоплотить по-русски его высокие и человечные страницы - издательство «Прогресс» предложило мне для сборника «С Францией в сердце» (1973) заново перевести «Письмо заложнику».
До этого «Письмо» уже появлялось даже в двух русских переводах: в «Новом мире» (1962) и в однотомнике 1964 года[46]. Но и тут, как с «Планетой людей», я не могла отказаться. Большая радость - работать над тем, что нужно и дорого всем, от мала до велика. Быть может, мое понимание, мое видение и для других повернет уже знакомые и любимые образы еще какой-то новой гранью, придаст им какие-то новые краски, быть может, кое-где я найду новые, более верные слова.
Найти слова...
Как выразить средствами своего языка все оттенки мысли, чувства, всю поэзию подлинника, все передать, ничего не утратить? Сколь ни глубоко этим проникаешься, твоя задача - задача переводчика - непроста. Нельзя же механически, подряд взамен каждого французского слова подставить «такое же» русское! Тут нужна не буквальная точность, но верность духу, полнота сопереживания, - чтобы все до капли, не расплескав по дороге, донести до читателя.
Да, переводить то, что любишь, большая радость. Но это и трудно, подчас головоломно. Поделюсь хоть немногим.
В речи француза причастия, деепричастия, отглагольные существительные - естественны, легки, изящны, в русском языке, особенно в живой речи, тем более в устах ребенка - совсем не так. Русские слова обычно длиннее, у причастий сложные, не всегда благозвучные (шипящие!) суффиксы, длинные окончания. И диковато, неправдоподобно звучали бы они в чудесной, поэтической сказке, получалось бы сухо, казенно. Поэтому в переводе я часто перестраиваю фразу, больше прибегаю к самой живой и динамичной части русской речи - глаголу.
С другой стороны, в русском тексте не нужны и только загромождали бы фразу вспомогательные глаголы - их я, разумеется, опускаю, это одно из первых, необходимейших правил нашего перевода: русская проза становится более ясной, гибкой, прозрачной, интонация - более непосредственной и достоверной.
