Все.
Враги и друзья. И тем и другим станет легче, если он прекратит свою деятельность дрожжевого грибка, зачем-то вброшенного в и без него не слишком спокойный мир.
Тем лучше. У меня свои планы, у друзей, у Сильвии — свои. И Сашка вовремя решил ситуацией воспользоваться. В итоге — все довольны, все смеются…
Еще я вдруг понял — как же они все, мои друзья, от меня устали.
Я этого никогда не хотел, но так все время выходило. Я им навязывал, возможно и без умысла, свои идеи, свои взгляды на мир, психологию, которую считал для всех подходящей.
И не улавливал самого простого: то, что я считал благом для всех, со стороны выглядело совсем иначе.
Я им всем ужасно надоел. Моя правота стала чем-то противоположным. Так бывает почти всегда в подобных ситуациях. Или неформальный лидер должен превратиться в диктатора типа Сталина и поубивать всех своих прежних соратников, или — просто отойти в сторону.
Что я и делаю.
Хотя, видит бог, никогда я не воображал себя хоть чем-то лучше других.
Чувства, которые мною владеют сейчас, — и смутная тоска, и облегчение, как у солдата, уходящего с передовой в тыл, допустим, в отпуск, и мысль — а не трусость ли это?
Да, о трусости я задумывался. Трусость не в банальном смысле, а как бы в высшем каком-то.
Короче, сначала это я смертельно устал, а уж потом — мои друзья от меня.
Устал от всего, но прежде всего от добровольно принятой на себя ответственности за «судьбы мира», как бы высокопарно это ни звучало.
Хотя скорее всего ничего я на себя не принимал, а просто плыл по течению, более или менее осознанно совершая те или иные действия, причем стараясь, чтобы они не слишком сильно расходились с некими принципами, нравственным императивом, если угодно, который сам же для себя и установил…
На трапе меня вновь охватило чувство, будто я по памяти восстанавливаю когда-то написанный, но потом утерянный текст. Все точно так же, но все же немного не так.
Нервы действительно ни к черту стали. Непосильную я взвалил на себя тяжесть и тащу вот уже почти два года, все чаще и чаще недоумевая, на кой черт мне все это сдалось.
Одновременно понимая, что ни выбора, ни выхода у меня не было ни в каком варианте.
Если не с первого дня встречи с Ириной, то уж с ее телефонного звонка февральским вьюжным днем восемьдесят четвертого года — точно. Как на велосипеде без тормозов вниз по крутому горному серпантину. Крепче держи руль и уповай, что спуск когда нибудь кончится и не появится из-за ближайшего поворота разобранный мост…
