— Нет, — покачал головой его приятель. — Нет, с меня достаточно. Я сегодня ночью думал… Мне кажется, это было вроде как «последнее предупреждение». В следующий раз из центрифуги отправлюсь в морг. А это в мои планы на будущее ну никак не входит. Райский молча опустил глаза, не зная, что ответить. Без Захара в центре станет одиноко, и не только ему, но и вообще всей группе добровольцев. Черт, без него здесь вообще все будет совсем не так!
— Может, подумаешь еще? — осторожно предложил он лежащему перед ним товарищу.
— Ведь это же космос, это Луна, это слава на всю страну, на всю планету! Другого такого шанса у тебя уже не будет!
— А зачем мне слава, за которую надо расплачиваться как минимум здоровьем? — прищурился Захар. — Для чего мне Луна, если оттуда я запросто могу вернуться знаменитым покойником — если вообще туда попаду?
— Но ведь это неизбежный риск… — Лев вспомнил одно из выступлений Виктории Мон. — Без него космические полеты все равно невозможны. Зато если тебе повезет, ты только представь, что будет — ты ведь не только себя, ты всю нашу страну прославишь! Американцы захапали себе почти всю территорию на ближней стороне Луны, зато обратная сторона будет нашей! Все полезные минералы, какие там есть, будут принадлежать нам, все научные открытия — тоже… Ты только представь, как весь мир нас после этого зауважает! И причиной всего этого можешь быть ты.
— Знаю, знаю, — нетерпеливо подхватил Захар, едва Райский закончил. — Новые территории, новые открытия, государственный престиж и прочие высшие ценности. А тебе не кажется, что Виктория Юлиановна, когда все это перечисляет, забывает о том, что главная-то ценность — не это, а человеческая жизнь?
— Если так рассуждать, мы вообще никуда двигаться не сможем! — так же горячо бросился доказывать ему Лев. — Представь, что пещерные люди побоялись бы использовать огонь — тоже ведь рискованное дело! И где бы мы все сейчас были? Все в тех же пещерах!
— Да я же вообще не про риск говорю! — вспыхнул Захар. — Риск — это когда ты не знаешь заранее, что с тобой будет, не знаешь, удастся тебе вернуться живым из полета или нет. И без этого действительно обойтись нельзя. Но какого черта нужно лезть в ту же центрифугу, точно зная, что перегрузку тебе не выдержать?! Что ответить на это, Райский не знал, и закончился их разговор не слишком дружелюбно. Да и прощание с Захаром, когда он, выписавшись из медпункта, собрался уезжать, тоже вышло каким-то холодным. Вроде бы оба вполне искренне желали друг другу успехов на Земле и в космосе, но звучали эти слова фальшиво. Лев, во всяком случае, был полностью уверен, что никакой счастливой жизни у сдавшегося на полдороги Захара уже не будет, и ему было безумно его жаль. Но особенно долго раздумывать о Захаре и их последнем разговоре в медпункте ему было некогда — тренировки и занятия никто не отменял, и свободного времени у учеников центра подготовки почти не оставалось. Группы становились все меньше и, в конце концов, слились в одну: многих отчислили из-за недостаточной выносливости, некоторых — за нарушение режима, а несколько человек, как и Захар, ушли из проекта сами. А Райский, видя, как тают их ряды и считая дни до конца полготовки, начал все чаще думать о том, что у него есть реальные шансы попасть в космос и что с каждым отсеянным конкурентом эти шансы растут. Он старался отгонять от себя эти мысли, боясь обрадоваться раньше времени, а потом разочароваться, но робкая надежда на успех возвращалась к нему снова и снова, становясь все более сильной. И в один прекрасный день эта надежда оправдалась.
