— Мама! — грустно вздохнула Кэтрин. — Старый Ворчун опять выиграл!
— Приведи себя в порядок, — строгим голосом велела ей старшая из женщин. Потом она посмотрела на молодого человека, и выражение ее лица стало более ласковым. — Кон, ты бы поддался ей хотя бы раз, что ли…
Юноша вспыхнул, но промолчал, однако весь его вид говорил о том, что сама мысль, чтобы кому-то поддаться, вызывает у него сильнейшее возмущение.
— А со мной сыграешь? — спросила его одна из сидящих на скамье молодых девушек.
— Не хочется, Этти, — покачал он головой.
— Давай я с тобой сыграю! — тут же предложила Кэтрин, рассчитывая, что со старшей сестрой у нее будет больше шансов на победу, чем с братом.
— Нет, ты сегодня уже достаточно наигралась, — возразила ее мать. — И ты слишком сильно этим увлекаешься. А Этти может поиграть с Роуз.
Третья девушка, все это время молчавшая, согласно кивнула и вместе с Этти поднялась на ноги. Роберт и Кэтрин протянули им ракетки и мяч, и две сестры степенно двинулись к корту. Младшая сестра, бросив на мать вопросительный взгляд и получив в ответ неохотный, но все же разрешающий кивок, поспешила за ними и остановилась на краю корта, чтобы лучше видеть игру. Роберт тоже стал следить за игрой, однако лицо у него при этом было такое скучающее и раздраженное, словно он делал это по обязанности или же просто потому, что больше заняться ему было нечем.
— Кон, ты чем-то расстроен? — спросила его мать. Она всегда называла старшего сына его вторым именем — Фолкон, а часто еще и сокращала его до одного единственного последнего слога.
— Нет, мама, что вы, — молодой человек присел рядом с ней на краешек скамейки и вымученно улыбнулся. — Просто немного скучаю. И я все время чувствую, что зря теряю здесь время.
— Но ведь ты не отдыхал несколько лет… — осторожно произнесла женщина. — И неизвестно, когда ты теперь в следующий раз сможешь сюда приехать. Неужели тебе с нами совсем не интересно?
Роберт снова открыл было рот для сердитого ответа, но в последний момент сдержался. Он все равно не сможет объяснить матери, почему ему было так плохо в своем родном поместье в кругу семьи: ни она, ни его сестры ни за что не поймут, как можно скучать рядом с близкими родственниками, которые тебя любят. Женщинам вообще не дано понять очень многое, а потому и вести с ними серьезные беседы не следует — бесполезно.
Ханна Скотт тяжело вздохнула — разговор со старшим сыном огорчал ее ничуть не меньше, чем его самого. Десять лет назад они с мужем с трудом могли скрыть свою радость от того, что их любимый Кон поступил в училище Форстера, начал меняться в лучшую сторону и из неряшливого и не слишком трудолюбивого мальчишки превратился в подтянутого, строгого к себе и к другим и безупречно-аккуратного молодого человека. Но теперь, когда он, впервые за долгие годы, приехал домой на целое лето и Ханна смогла как следует присмотреться к сыну, она поняла, что вместе с недостатками Фолкон лишился чего-то еще — чего-то неуловимого, что она не могла точно определить словами, но чего ей безумно не хватало. А тяжелее всего для миссис Скотт было то, что она уже не могла, как прежде, когда Кон был ребенком, откровенно поговорить с ним и расспросить его о том, что он чувствует. Между ними словно бы появилась невидимая, но совершенно непроницаемая стена и пробиться через нее у Ханны не было никакой возможности.
