«Да ты меня хоть главной женой сделай, а ни хрена тебе не обломится»,
злорадно хихикнул я про себя. Опасность вроде, миновала, и я слегка расслабился.
— Ты пока свободен, Тим, а мне подумать еще надо, — витая в облаках, султан
махнул рукой в сторону суровых мачо с кривыми саблями. Двое из них, чеканя шаг,
подошли к нам. — Проводите моего нового наложника в его покои.
И чего я добился? Размышлял я, возвращаясь к себе. С одной стороны, гадский
Тархун, тьфу, Фархад, не собирается меня…гмм…просто не собирается! Так как будет
занят ухаживаниями. Если я правильно понял, хотя это и явный бред. Ладно. Время
я потяну. А вот долго ли получится тянуть? Нееет, надо выбираться, думай, ну,
же, думай, Тим, башкой, а не задницей! Пока она не пострадала…
* * *
Я почувствовал себя прямо-таки провидцем, когда мои подозрения насчет
ухаживаний оправдались. Аль Суфайед принялся за дело с невиданным размахом и
энтузиазмом.
Начал с того, что каждый вечер вызванивал меня, в смысле, приглашал, в свои
покои. Я приходил — а куда деваться? Иначе под конвоем приведут. Стражу я тоже
побаивался, потому, как чувствовал их жаркие взгляды на той части тела, где
спина переходит…гм…в иное. Надо же, даже воины у царствующего извращенца с
отклонениями! Как он это сделал? Ой, про способы лучше не думать.
В первый свой визит у султана я слегка нервничал, мало ли, все-таки в покоях
мы с ним вдвоем кукуем, кто знает, чего ему в голову взбредет? Хотя я не
посмотрю на его высокий ранг, все равно заеду по стратегически важным местам,
чтобы не лез! Потом я потихоньку успокоился, так как вел он себя вполне
прилично.
То винца предложит, то фруктов, то беседу куртуазную заведет…А что всякая
беседа неизменно сводилась к прелестям «голубой» любви и попыткам погладить меня
по коленке, я относил к издержкам жизни в гареме. В самом деле, как тут не
чокнуться, когда почти весь контингент выглядит, как воздушное создание по имени
Мехри.
В конце концов, по-моему, Фархад крепко съехал на моей почве. Смотрел на
меня телячьим взором, блаженно (читай: идиотски) улыбался, называл то
«сокровищем», то «сладеньким» (причем меня конкретно колбасило и от того, и от
другого), порывался стихи собственного сочинения читать. Но тут я его уверенно
останавливал: ненавижу стихи! У меня от них немотивированная агрессия и желание
укусить ближнего своего. К тому же, из аль Суфайеда поэт, как из меня монахиня!
Но ведь не скажешь же ему, еще расстроится, запрет в темницу куда-нибудь. Мне
