– Надин, – пробормотал Александр Васильевич, подходя. – Умоляю, тише, ти-ше…
– Да что ж такого я сделала? – усмехнулась его любовница. – Всего лишь хотела вальсировать с вами. Один тур, всего один!
Они вихрем пролетели по залу, но предчувствия Сухово-Кобылина не обманули: вальсом дело не кончилось. Надежда увлекла его в оконную нишу, полускрытую портьерой, и, обхватив за шею, припала к губам таким поцелуем, от которого у мужчин подгибаются ноги и все разумные мысли вылетают вон из головы.
То же случилось и с Александром Васильевичем. Он не мог сказать, сколько тот поцелуй длился: миг, час, день или вечность. Наконец приоткрыл затуманенные глаза – и удивился: прелестное личико его любовницы имело предовольное выражение! Зеленоглазую и рыжую Надежду часто сравнивали то с кошечкой, то с тигрицей. Сейчас создавалось впечатление, будто кошечка вволю наелась сметаны, а тигрица только что обглодала последнюю косточку вкусненькой козочки. Натурально, Сухово-Кобылин, тщеславный, как все мужчины, решил, что именно его поцелуй доставил ей такое удовольствие. А ведь от господина сочинителя, мастера изящной словесности (вообще – инженера человеческих душ, как назовут ему подобных спустя каких-нибудь восемьдесят лет!) можно было бы ожидать если не большей проницательности, то хотя бы большей наблюдательности! Однако он не заметил женскую фигуру за окном, не заметил, как она яростно вскинула руки, как погрозила в сторону окна, как метнулась прочь и вскоре растаяла в темноте… ничего этого он не заметил, а зря, ибо ненаблюдательность его будет иметь для него самые роковые последствия… да кабы только бы для него, а то ведь она будет иметь самые роковые последствия также и для некоего французского писателя, известного в литературе под именем Александра Дюма – только не Дюма-пэра, а Дюма-фиса, то есть сына…
Но все это пока что далеко впереди, девы судьбы еще не прядут эту нить, а значит, и нам погружаться в эту историю рановато. Обратим лучше наш взгляд на любовников, которые только что обжигали друг друга поцелуем. Хоть и уверяют хладнокровные препараторы страсти нежной, вроде господина Ломброзо, что эротический поцелуй – это так себе, тьфу, не более чем дань свычаям и обычаям цивилизованных и развращенных европейцев (а очень многие народы умудряются вовсе без него обходиться – древние греки и древние египтяне о нем и слыхом не слыхали; новозеландцы покрывают друг друга покрывалами, затем трутся носами, издавая при этом что-то вроде хрюканья и сильно втягивая в себя воздух; некоторые другие туземцы делают то же, но обходятся при этом без покрывал; на островах Дружбы при встрече с любимым человеком или другом берут его руку и сильно трут ею себя по носу и по лбу… etc), однако на эту пару их поцелуй произвел очень сильное впечатление и обоих заставил желать большего.
