– Я не люблю читать стихи в присутствии отца, я стесняюсь, – пробормотал Александр-фис.
– Ваш отец пьет чай и не будет на вас смотреть.
Тогда Александр начал читать:
Мы ехали вчера в карете и сжимали
В объятьях пламенных друг друга: словно мгла
Нас разлучить могла. Печальны были дали,
Но вечная весна, весна любви цвела.
Раскроются цветы – и в сад приду я снова,
Я в летний сад приду взглянуть на пьедестал:
Начертано на нем магическое слово —
То имя нежное, чьим пленником я стал.
Скиталица моя, где будете тогда вы?
Покинете меня? Вновь разлучимся мы?
О, неужели вы хотите для забавы
Средь лета погрузить меня в кошмар зимы?
Зима – не только снег, не только мрак и стужа,
Зима – когда в душе свет радости погас,
И в сердце песен нет, и мысль бесцельно кружит,
Зима – когда со мной не будет рядом вас!
После этого визита Дюма-отец написал: «Я покинул этих прелестных и беспечных детей в два часа ночи, моля бога влюбленных позаботиться о них». Но бог влюбленных подвел его, а стихи младшего Александра оказались пророческими: уже в марте 1851 года Дмитрий Нессельроде, до которого наконец-то дошло, что избранная им дуэнья Мария Каллергис справилась со своими обязанностями с точностью до наоборот, сам приехал в Париж и силой увез Лидию из этого «Вавилона». Всем встречавшимся русским он высокомерно заявлял, что «какой-то наглый французишка осмелился компрометировать это неопытное и очаровательное дитя своими ухаживаниями, но его призвали к порядку».
На самом деле Александра-фиса к порядку если и пытались призвать, то безуспешно. Вывернув свои карманы и отцовский кошелек, а также взяв у Дюма-пэра заемные письма к его друзьям, он кинулся в погоню за своей «дамой с жемчугами». В погоне за ней он промчался через Бельгию и Германию, несколько раз пересекал путь Нессельроде. Но ни разу ему не удалось приблизиться к Лидии. Свои перипетии он описывал в письме к одной приятельнице, Элизе Ботте де Корси:
«Дорогой друг, мы прибыли в Брюссель. Бог знает, куда она повлечет меня теперь. Сегодня вечером я три или четыре раза видел ее, она казалась бледной и печальной, глаза у нее были заплаканные. Вы огорчились бы, увидев ее. Словом, я влюблен – и этим все сказано!..»
Александр был более чем влюблен. Когда-то он не захотел играть при Мари Дюплесси, обожавшей читать «Манон Леско», роль кавалера де Грие. Он всегда тяготел к благопристойности и теперь мечтал не просто увести Лидию от мужа, но даже жениться на ней! Однако не мог не понимать, сколь серьезны предупреждения многоопытного Дюма-пэра: «Берегись русской полиции, которая дьявольски жестока и может, несмотря на покровительство наших прекрасных полек, а может быть, и благодаря ему, живо домчать тебя до границы… Будь осторожен!»
