Мировые войны — не есть исключительная прерогатива ХХ века. Уже завоевательные походы Александра Македонского, охватившие громадные территории от Индии до Египта, то есть практически на всю тогдашнюю Ойкумену, и осуществленные в течение всего 12 лет, можно считать глобальным военным конфликтом той отдаленной эпохи. Такой же глобальный характер носило продвижение гуннов, дошедших в IV веке н. э. от Приуралья почти до Рима и до Парижа, опустошивших Причерноморье, Кавказ, Сирию и Каппадокию и остановленных объединенным войском франков, вестготов и римлян только на Каталаунских полях, и все последующие монгольские завоевания, дотягивавшиеся до берегов Японии на Востоке и до Венгрии и Польши — на Западе. Ареал походов Наполеона, включивший в себя почти всю Европу, в треугольнике Италия — Россия — Испания, также позволяет назвать этот период мировой или, по крайней мере, общеевропейской войной.
Видимо, есть что-то такое в законах исторического развития, какой-то скрытый пока от глаз, внутренний механизм, который независимо от желаний отдельных людей, народов или государств, время от времени ввергает нашу цивилизацию в катастрофический хаос — будто гигантской ложкой перемешивая нации и культуры — и чем более мощными и совершенными становятся технические достижения человечества, тем стремительнее и масштабнее по своим последствиям становятся эти всемирные катаклизмы.
В этом смысле уже упоминавшийся день 11 сентября 2001 года обозначил собой важный цивилизационный рубеж, смысл которого будет понят, по-видимому, значительно позже. В этот день мировая история перестала быть по преимуществу европейской (евро-американской), каковой она была до сих пор, и превратилась в подлинно мировую историю, историю всех наций, рас и народов.
Европейская сверхкультура отличается от большинства других мировых культур прежде всего уникальным ощущением времени. Это ее первичное, изначальное качество — то, которое определяет всю последующую специфику исторического развития.
В большинстве восточных культур время имеет характер повторяющихся, замкнутых циклов. Мы знаем, например, двенадцатилетние циклы японского и китайского календарей, где каждый год обозначен именем какого-либо животного: год лошади, год тигра, год обезьяны, год мыши. Аналогичные календари использовались и в некоторых других странах. Однако существуют циклы гораздо больших масштабов, охватывающие собой сто, двести, триста лет и даже целые тысячелетия (2). То есть время здесь не имеет четкой хронологической направленности (векторного характера) и потому представление о последовательном развитии выражено в восточных культурах чрезвычайно слабо. В результате технические и культурные достижения не связываются между собой в единый «цивилизационный сюжет», и продвижение по ступеням цивилизации происходит весьма замедленно. Китайцы, как известно, изобрели компас почти на тысячу лет раньше, чем он появился в Европе, порох они также использовали задолго до открытия его в XIV веке Бертольдом Шварцем, а китайские многопалубные корабли, по свидетельству некоторых историков, уже в начале I тысячелетия н. э. могли принимать на борт по тысяче и более человек. Фантастическая грузоподъемность по сравнению с первыми европейскими морскими судами. И тем не менее эти дополняющие друг друга технические конструкты не были своевременно совмещены, и не китайские «клыки» и «драконы» начали географическое освоение мира, а именно утлые каравеллы Колумба, Магеллана и Васко да Гамы. Не Китай и не Япония колонизировали Северную Америку, до которой им, кстати, плыть было нисколько не труднее, чем из Европы (3), а английские, французские, голландские и немецкие эмигранты приступили к освоению пустынного — с европейской точки зрения — континента.
