Братьев Петрока и Питера переполняло благоговение перед реликвией. Они без остановки болтали с монахами, заканчивая по своей привычке друг за другом фразы.
— Ничего удивительного, брат Роберт. Частица…
— …Истинного Креста, здесь…
— …в Оксфорде. В нашем аббатстве.
Однако прошло совсем немного времени, и аббат предупредил каждого, чтобы все помалкивали. И Роберт Ансельм больше не ликовал. Нет, теперь он чувствовал себя подавленным. Потому что к этому времени он узнал смертельную тайну и, как-то вечером, поднимаясь с колен после молитв, начал задыхаться. Петрок и Питер помогли ему выйти из часовни на свежий воздух, и там он набрал полную грудь сладкого воздуха. Но во рту остался горький привкус. Его вырвало. Потом он скрыл свои подлинные чувства, со стоном опустив голову между колен. Нечленораздельный звук, который оба брата сочли разочарованием из-за того, что реликвии не будет. Они оставили его, и он взял себя в руки. На следующее утро он с трудом поднялся с кровати, хотя еще не было трех утра. Не самое сложное дело, потому что он не спал всю ночь.
Обязанности звали его в кухню, но он начал свои дневные дела с тяжелым сердцем. И после этого дневные дела поглотили его. В эту ночь, тридцать лет спустя, он начал свой путь к выходу из лабиринта. Дорога наружу олицетворяла Согласие — и действие в мире.
Фальконер пересек Фиш-стрит и остановился у дверей в церковь святого Олдейта, напротив дома Беласет. Толпа неслась по улице во главе с массивным грубияном с пышной рыжей бородой. У него было красное лицо, правда, непонятно, от напряжения ли, от спиртного или просто от пылающей ветки, зажатой в кулаке.
Один глаз у него был затянут бельмом, и от этого мужчина казался полумертвым. Но действовал он весьма активно. Он кинулся к двери еврейской синагоги и начал барабанить в нее толстым концом горящей ветки. В воздух летели искры.
— Прикончить евреев! Прикончить детоубийц! Прикончить убийц монахов!
Его воплям, как литании, вторила разъяренная толпа. В основном она состояла из горожан-мужчин, но по краям было и несколько женщин, правда, судя по их изможденным взглядам они просто надеялись поживиться чем-нибудь во время заварушки, а не присоединились к ней по убеждениям. Фальконер заметил также кричащие плащи нескольких городских служащих в гуще более умеренной одежды горожан. Он щурил глаза, стараясь запомнить лица и проклиная свое плохое зрение. Линзы помогали ему только на близком расстоянии. Поэтому лица тех, кто стоял дальше, просто расплывались. Но тут он увидел, как с краю толпы затаился некто знакомый. Несомненно, это Джон Хэнни, и чувствует он себя весьма неуютно.
