По козырьку над входом в управление полиции лупил дождь. Я подрулил как можно ближе, заглушил мотор, выпрыгнул наружу, в два скачка пересек зону, которую простреливали небесные хляби, и толкнул стеклянную дверь. Сидевшие за приемной стойкой девицы сомнамбулически взглянули на мокрого гайдзина и уткнули свои носы обратно в бумажки. Я подошел к той, что выглядела серьезнее других.
— Здравствуйте. Мне тут повестка пришла…
С минуту она вдумчиво изучала мою повестку, водя по иероглифам карандашом. Затем подняла на меня вопросительный взгляд.
— Видите ли, штраф я уже заплатил. Разве это еще не все?
— Подождите пожалуйста, — сказала девица и удалилась в глубину служебных помещений. Минуты три я созерцал настенный календарь с фотографией августейшей четы на Всеяпонском Совещании по безопасности движения. Их Величества глядели на меня ласково и вместе с тем строго.
Когда девица вернулась, за ней следовал важный полицейский чин в синем мундире.
— А-а-а! — радостно закричал он, увидев меня. — Давно не виделись!
— Давно, — повторил я растерянно, пытаясь вспомнить, где мы с ним могли видеться.
— Как здоровье? — участливо осведомился он.
— Спасибо, хорошо. А ваше?
— Да как сказать… Поясница немного… Это от погоды. Дело-то к зиме идет, правда же?
— Да, — согласился я. — Дело идет к зиме.
— Что ни день, то холоднее.
— Совершенно верно.
— А еще недавно тепло было.
— Точно.
— Вот, скажем, неделю назад, когда я вас ловил, очень хорошая погода была.
— Как?
— Я говорю: хороший день был, когда я вас поймал за превышение.
— А, ну да… Вы тогда еще в фуражке были…
— Прошу садиться.
— Не ожидал вас тут увидеть. Думал, вы только на улице работаете.
— Когда погода хорошая, то на улице. А когда плохая, то здесь.
Будь он в фуражке, я его, конечно, узнал бы. Этот страж японского закона заинтриговал меня еще тогда — я никак не мог понять, кого он мне так напоминает. С чьего портрета утащил он этот мясистый с горбинкой нос, лесистые брови холмиком и дырочки глаз, с трудом проколупанные в перепаханном жизнью лице. Только теперь, когда он степенно опустился в кресло, поместив обширный живот между двух натруженных колен, и улыбнулся мне доброй хитроватой улыбкой, — я вспомнил. Ну конечно же, передо мной сидел вылитый Леонид Осипович Утесов на склоне лет. Именно таким я успел запомнить великого артиста, один раз виденного мною в глубоком детстве в передаче «Голубой огонек».
— Как подруга? — спросил он.
