Однако именно это с Вадимом и сделали. Причем не когда-то где-то, а здесь и сейчас. Первой его реакцией был ужас. Запредельный ужас нормального законопослушного гражданина цивилизованной демократической страны, который внезапно обнаружил себя в руках "представителей власти", которые чихать хотели на закон и на права личности. Бессилие перед этой страшной силой, чувство беззащитности и отчаяния, первые симптомы которых Реутов испытал еще ночью на Шпалерной, сейчас охватили его сознание, казалось, полностью и бесповоротно. Спасла его от полного исчезновения личности, а значит и от смерти, как ни странно, одна лишь привычка к логическому мышлению. Ну и рефлексии его интеллигентские, как ни странно, лишними сейчас не оказались. То, что отравляло Реутову жизнь на протяжении многих лет, в конце концов, его и спасло.
"Бред какой-то", – неожиданно подумал Вадим, и мысль эта, как ни странно, его успокоила, потому, вероятно, что относилась не к "состоянию больного", как бы плохо оно ни было, а к крайне противоречивой "клинической картине". Дело в том, что отдельные "симптомы" самым очевидным образом не образовывали "синдрома".[25]
Как ни далек был Реутов от мира тайных операций, газеты он все-таки иногда читал, телевидение опять же и радио… Не так давно, судили какого-то жандармского сотника за систематические избиения арестованных "антимонополистов" и анархистов. Дело получило широкий общественный резонанс. Его долго обсуждали в Думе и Губернских собраниях… А тут жандармский майор – "Есаул, разумеется" – без каких либо серьезных причин применяет к подследственному – "Или я должен рассматриваться, как арестованный, ведь прокуратура к этому делу, кажется неприкосновенна?" – запрещенный Мадридской конвенцией электрошок…
"Бред!"
И не в полицейском присутствии, не в какой-нибудь официальной, пусть и тайной тюрьме, или как это там у них называется? Дом предварительного заключения? Но баржа, баржа никак в картину легальной деятельности спецслужб не укладывалась. Она из этой предполагаемой картины совершенно выпадала. То, что успел увидеть здесь Реутов, даже на тайную штаб-квартиру какой-нибудь страшно засекреченной разведслужбы, как в романах Локшина, не тянуло. У них даже карцера ("Камеры", – поправил он себя) оборудованной не было. И допрос проводился в обыкновенной каюте… Но, если и этого было мало, то, где это видано, чтобы жандармы, полицейские и военные контрразведчики – а Вадим сейчас вспомнил, что все вроде бы так и обстояло – работали вместе? Причем, не сотрудничали, а именно, что составляли единую группу.
