. Потому что правая была у него в кармане плаща.
– Артем! – "радостно" крикнула женщина и тоже замахала свободной рукой, одновременно прибавляя шаг.
Все вроде бы было узнаваемо. Но то ли взведенные нервы обострили его восприятие, то ли эти так торопились, что не продумали всех мелочей, но фальшь в поведении этих двух пар, как будто совершенно не связанных между собой, мгновенно бросилась ему в глаза, стремительно отбрасывая Реутова из спокойного и устроенного мира девяностых, в безумие военного лихолетья.
– Держи! – Он сбросил с плеча сумку и, не оглядываясь, сунул ее Давиду. – Не спорь!
– Достань машину! – Бросил он через плечо, уже выходя из-под театрального портика, где они все это время стояли с Казареевым, покуривая, в тени колонн.
– Сударыня! – Крикнул он, спускаясь по ступеням. – Сударыня! У вас колесико…
Но женщина на его окрик внимания не обратила, продолжая быстро приближаться ко все еще ничего не подозревающему переодетому офицеру.
– Сударыня! Ваша коляска!
А вот ее "муж" Вадима увидел сразу, и улыбка мгновенно исчезла с его губ, а рука медленно, как в дурном сне или при замедленной съемке, поползла вверх из кармана плаща. Однако услышал Вадима не только он. Еще несколько человек на бульваре оглянулись на Реутова, почти сразу же, как и следовало ожидать, переводя взгляды на женщину с коляской. Посмотрел на нее и казак – она как раз остановилась вдруг и нагнулась над коляской – посмотрел, нахмурился и начал подниматься со скамейки.
В следующую секунду рука "Артема" возникла из кармана, уже удлиненная зажатым в ней пистолетом, но от Вадима его внимание отвлекло резкое движение казака, и Реутов, уже не просто шедший, пусть и быстрым шагом, а бежавший к ресторану, не раздумывая, воспользовался этой столь удачно возникшей паузой. Он выхватил револьвер и выстрелил навскидку, одновременно фиксируя взглядом переодетого офицера, который сгоряча, и не разобравшись, мог ведь и в него самого пульнуть. Но у того табельный "Гурьев", уже наполовину вытянутый из кармана пиджака, за что-то там зацепился – вероятно, за подкладку – и Вадим тут же перевел взгляд на женщину, с которой как раз теперь поравнялся. Он увидел главное, она не поправляла одеяльце, как следовало бы ожидать, и не соску младенцу давала, а снимала в это как раз мгновение с предохранителя какой-то не знакомый Реутову автомат. Но, разумеется, все произошло так быстро, что он не только не задумался над тем, что это за пистолет-пулемет такой, он вообще сейчас ни о чем не думал, действуя исключительно спонтанно и почти без вмешательства сознания. Поэтому Вадим просто ударил ее на бегу в висок, увидел "Артема", которого удар пули в правое плечо толкнул назад, останавливая и разворачивая вокруг своей оси, "ряженого", все еще лихорадочно тянущего из кармана свой застрявший там пистолет, и естественно "барышню с цветами". Букет, отброшенный за не надобностью, еще не успел упасть на тротуар, а она уже расстреливала в упор тех двоих бедолаг, что только что неторопливо – под разговор – потягивали пиво. А еще он увидел – каким-то образом охватив бульвар одним коротким взглядом – ее парня, доставшего из портфеля такой же, как уже виденный им чуть раньше в детской коляске, короткоствольный автомат, и разворачивающегося теперь ему навстречу, и тяжелый черный Коч, выехавший вдруг из потока машин на тротуар, и несущийся, распугивая прыгающих во все стороны людей, ко входу в ресторан.
