То, что мы обычно понимаем под совестью, есть внутреннее чувство, которое сродни чувству равновесия. С помощью этого чувства мы ощущаем, как нужно себя вести, чтобы принадлежать к определенной группе, и чего необходимо избегать, чтобы не проиграть право на принадлежность. Наша совесть спокойна, когда мы выполняем условия принадлежности. Наша совесть неспокойна, если мы отступаем от этих условий.
Условия принадлежности различны у разных групп. В семье воров нужно вести себя иначе, чем в семье священника, например. Для того чтоб совесть была спокойна, дети в обеих семьях ведут себя совершенно по-разному.
Моральным мы считаем то, что ценится в нашей семье, и аморальным то, что отрицается. Содержание этих принципов полностью почерпнуто из системы.
Странно, но чистая совесть дает нам право причинять вред другим, тем, кто отличается от нас. Чистой совестью прикрывается, как правило, тот, кто собирается причинить вред другому. Если я хороший и хочу добра, мне нет нужды взывать к моей чистой совести. Это странно.
Настоящее добро творится по ту сторону совести, чтобы действительно делать добро, нужно выйти за границы собственной совести, а это требует мужества. Истинное добро служит многим, оно признает действительность различий между разными группами, системами, религиями.
Однако существует и высшая инстанция. Она действует за пределами совести, которую я описал только что. Эта инстанция действует, когда мы сами в гармонии с чем-то большим. Действие этой инстанции можно иногда увидеть в расстановках, когда все участники умиротворены и находятся в созвучии с чем-то большим. Или когда человек замечает, что он призван к чему-то и не может избежать этого. Если он не следует такому призванию, что-то ломается в его душе. Или человек, занимаясь чем-то определенным, легкомысленно полагает, что это и есть то, что надо, что-то ломается в его душе. Это тоже результат действия совести. Это — совесть высшего порядка. Она близка бытию, существенному.
То опасное движение отца, которое обозначилось в расстановке, совершенно ясно показало движение к умершим из любви. Это и было движение совести. За ним действует следующее представление: если я сделаю это — я с вами. Поэтому движение к смерти связано с глубоким чувством невиновности. Такая невиновность, как ни приятно ее ощущать, враждебна жизни. Видно, как важно распознать это, и вопреки страстному стремлению к невиновности перейти на другой уровень, где оставить то, что было, или то, что есть. Например, оставить умерших там, где они есть, или там, где они хотят быть. Зачастую это связано с чувством вины. С этим чувством нужно столкнуться или можно столкнуться с целью подтверждения того, что «остаться жить» — это тоже невиновность, может, даже большая, чем следовать за умершими. Это было видно по обозначенному движению.
