— Вот и отлично, — шепнул Боттичелли. — Этот твой.
Роскуро вгляделся в лицо нового узника.
— Я заставлю его страдать, — твёрдо сказал он.
Но пока он смотрел на человека, дверь внезапно распахнулась снова, и в подземелье хлынул густой, сверкающий поток дневного света.
— Фу! — Боттичелли прикрыл глаза лапой.
Роскуро же, напротив, неотрывно смотрел на свет.
Это очень важно, читатель! Юный крыс Кьяроскуро не отвернулся от света. Наоборот, он позволил свету проникнуть внутрь себя. И свет заполнил его до краёв, без остатка. Крысёнок даже ахнул от изумления.
— Отдай ему его тряпку, пусть утешится, — прогремел голос с лестницы, и вниз, прямо в световом потоке, полетел кусок алой ткани — плотной, похоже, шерстяной. На миг он завис в воздухе, ярко-красный, сияющий, а потом дверь снова закрылась, свет померк, и ткань упала на пол.
Поднял её тюремщик Грегори. Поднял и отдал новому узнику.
— Забирай свою скатёрку, — велел он. — Тебе тут любая тряпка сгодится, а не то сразу окоченеешь.
Заключённый накинул на себя скатерть, точно плащ, а королевский гвардеец сказал тюремщику:
— Ладно, Грегори, я пойду. Теперь он весь твой.
Гвардеец поднялся по ступеням. Дверь во внешний мир, к свету, на мгновение приоткрылась… и захлопнулась окончательно.
— Ты видел? — спросил у Боттичелли восхищённый Роскуро.
— Жуть какая! — проворчал Боттичелли. — Нелепые существа. Как они могут там жить? И как они смеют впускать сюда этот мерзкий свет? Тут как-никак темница!
— Это было очень красиво! — воскликнул Роскуро.
— Нет, — отрезал Боттичелли. — Ни капельки. — Он пристально посмотрел на Роскуро и повторил: — Совсем ни капельки не красиво.
— Я должен снова увидеть свет, — сказал Роскуро. — Весь свет. Я должен подняться наверх.
Боттичелли вздохнул:
— Вот ведь настырный какой! Да кому он нужен, твой свет? Послушай меня. Мы — крысы. КРЫ-СЫ. Мы не любим свет. Мы любим мрак. Мы сами — мрак. Мы — мрак и страдание.
— Но как же? А там? Наверху… — растерялся Роскуро.
— Никаких «но». И никаких «наверху». Крысы наверх не ходят. Там мышиное царство. — Боттичелли снял с себя медальон. — Из чего, по-твоему, сделан этот шнурок?
— Из усов.
— Из чьих усов?
— Мышиных.
— Вот именно. А кто живёт наверху?
— Мыши.
— Вот именно. Мыши. — Боттичелли отвернулся и сплюнул на пол. — Жалкие мешочки, набитые мясом, кровью и костями. Они всего боятся. Презренные трусы. Полная противоположность нашим идеалам. Неужели ты хочешь жить в их мире?
Роскуро посмотрел мимо Боттичелли вверх — туда, где из-под двери сочился вожделенный серебристый ручеёк света. И не ответил.
