Заключительная строка явно что-то не досказывала и, как ни странно, именно поэтому вызывала улыбку. Куда же еще удаляться богу морей после хорошей вздрючки, если не в свое подводное царство?
Туда ему и дорога! Чтобы другим неповадно было.
— Так это же все взято из газет! — воскликнул вдруг Шатохин. — Дословно.
— Дошло, — усмехнулся Пономарев. — А ты думал с потолка, что ли?
— Не язви, — рассердился Лева. — Как будто ты все эти сообщения помнишь.
— Ты о содержании?
— Нет, о количестве. Вон их сколько! — Лева повел рукой в сторону рисунков с подтекстовками. — В газете появится одно и через месяц-другой забудется. А когда вот так читаешь, подряд, — не по себе становится. Это же не отдельные провокации, это — система. Что, разве не так? Прямо-таки необъявленная воздушная война.
— Холодная война, — напомнил Валентин.
— Ничего себе — холодная! С пушечным огнем.
— Ладно, не каркай, — перебил Пономарев и повернулся к сидящим возле печки солдатам: — Подкормите-ка, хлопцы, ваш реактор. А то, гляжу, он у вас совсем заглохнет.
— Это можно, это — пожалуйста, — откликнулся Калюжный. И вчера возле самолета, и сейчас он держался спокойно, без малейшей робости. Посмотришь на него — сразу видно: расторопен, находчив, смышлен. Пружинисто поднявшись со скамейки, он тотчас вышел, а минуту спустя вернулся с охапкой дров, осторожно ссыпал их наземь и, выбирая поленья посуше, начал подбрасывать в топку.
Весело загудело пламя. Железная бочка из черной стала на глазах превращаться в малиновую.
— Закурим? — Пономарев извлек из кармана пачку модных по тому времени папирос «Звездочка», протянул солдатам: — Угощайтесь.
— Спасибо. Попробуйте взаимно и наших.
— А у вас что?
— Сигареты «термоядерные».
— О, это какие-то новые. Давайте.
Зубарев был некурящим. Окинув нас снисходительным взглядом, он отвернулся. Дескать, охота вам гробить свое здоровье — дело ваше, а меня увольте.
Зато мы дружно сделали по хорошей затяжке. И тут же разом, словно по команде, качнулись от судорожного кашля. У меня перехватило дыхание. Как ободранное наждаком, саднило горло. У Левы от натуги побагровело лицо, с ресниц на пухлые щеки поползли слезы. Валентин вымученно улыбался. Ему не хотелось выглядеть слабаком.
Солдаты, смеясь, деликатно отводили глаза.
— Охо-хо! — сдерживая перханье, проговорил наконец Пономарев. — Покажите-ка, чем вы нас подкузьмили.
На шершавой сигаретной пачке, которую подал ему ефрейтор Калюжный, стояла скромная надпись: «Махорочные».
