Однако в условиях отсутствия общей казны ополчения это была всего лишь декларация, которой гетман Сапега в итоге не поверил.
Ополчение еще только собиралось двигаться к Москве, а в городах уже выбирали тех, кто мог представлять на будущем Земском соборе, – служилые дворянские общества и посады.
Основу городовых отрядов, двинувшихся к Москве, составляли местные дворяне и дети боярские, но с ними вместе приняли участие в ополчении стрельцы, казаки и даточные люди,[7] собранные с монастырских земель. Даточные люди собирались также с поместий и вотчин отставных людей, вдов и недорослей, всех тех, кто не мог идти под столицу.
19 марта 1611 г., в день страшного пожара Москвы, у русских публицистов появилась своя дата, от которой они отсчитывали «конечное разорение» Московского государства. Отряды Первого ополчения уже были на подходе к Москве, видели всполохи подожженного города и встречали на дорогах спасавшихся погорельцев. Это была упреждающая месть неуютно чувствовавшего себя в столице польско-литовского гарнизона во главе с Александром Госевским. Что мог сулить приход земского ополчения нескольким тысячам поляков и литовцев, расположившимся полками в Кремле, Китай-городе и Белом городе, было очевидно. Ротмистр Николай Мархоцкий, как опытный военный, запомнил диспозицию и правдиво написал, что в последнее время польско-литовский гарнизон уже «не очень полагался на свои силы, которые были слишком малы для города в сто восемьдесят с лишним тысяч дворов» [30, 88]. Но случай отменил все расчеты: долго копившееся недовольство самоуправством иноземных гостей, превратившихся в единственных хозяев, прорвалось во время рядового дела по установке пушек на Львиные ворота Китай-города 19 марта 1611 г. Сказалось и ожидание прихода ляпуновского ополчения, слухи о котором уже достигли столицы. Во время начавшихся волнений на безоружных русских людей бросились поляки, литовцы и «немецкие» наемники; в итоге в один день погибло шесть или семь тысяч «москвитян», еще утром того дня мирно торговавших в Китай-городе [8, 59].
Все это означало только одно – войну против москвичей. Иными словами, чтобы спастись самим, начальники польско-литовского гарнизона приняли решение сжечь Москву. Николай Мархоцкий описал страшную картину: «Ночь мы провели беспокойную, ибо повсюду в церквах и на башнях тревожно били колокола, вокруг полыхали огни, и было так светло, что на земле можно было иголку искать» [30,
