Она взяла книгу в руки — золотое тиснение на черной коже. Фридрих Вильгельм Ницше. «Так говорил Заратустра». Она открыла книгу на фронтоне и прочла подзаголовок: «Книга для всех и ни для кого…»
Ницше. Провозвестник или, может, просто безумец. Безумец, как и все пророки, пытавшиеся воззвать к человечеству. Человек, закончивший дни в доме скорби, как в те времена называли больницы для душевнобольных. Объявленный затем идеологом нацизма.
«Не рано ли читать это Нилу? — подумала она. — Не опасно ли?» Впрочем, что за глупые мысли — книга не может быть опасна. Последнее место, где следует искать опасность — книжные страницы. Она открыла наугад, и взгляд упал на следующие строки: «Вместе с тобой разучилась я вере в слова, ценности и великие имена. Когда черт меняет кожу, не отпадает ли также и имя его? Ибо имя есть только кожа. И сам черт, быть может, — только кожа…»
Слова, с которыми тень обращается к Заратустре. Неприятный холодок пробежал по спине, словно со страниц старой книги посмотрел на нее кто-то чужой и враждебный. Дело было в этих строчках. Черт! Черт!
В детстве, помнится, гадали по книге — старинная забава. Забава ли вот только? Гадание зависит от способностей гадающего, тех способностей, что даются от Бога. И ежели их нет, никакой самый талантливый Макаренко тут не поможет.
Но вот от Бога ли?
И случайно ли открылась книга на этих строчках? Или кто-то с той стороны напоминает ей таким образом о назначенном часе? Она не забывала о нем никогда, ни на секунду… Стрелки неумолимо тикали, отмеряя отпущенное время. Теперь она понимала, что чувствуют приговоренные к смертной казни.
Где-то во тьме, по ту сторону бытия, там, куда не дано заглянуть никому из смертных, Вадим Ахметович, или вернее то, что Татьяна знала под этим именем, ждал своего времени. Точил коготки… И вновь повеяло холодом. А что там, по-за смертью? Там не холодно, там очень жарко… В аду всегда жарко.
Она не забывала о нем ни на миг. Да он и не позволял забыть — он явился ей на борту лайнера, он подбрасывал ей новые знаки. И эта книга могла быть знаком. Могла или на самом деле была? Ей на мгновение почудилось, что кто-то следит за ней. Следит за ее реакцией. Татьяна положила книгу обратно на стол и огляделась. В зеркале в углу — высокое, напольное, с позолоченной резной рамой — будто мелькнуло что-то. Татьяна вздрогнула. Опять, опять начинается… Она подошла, затаив дыхание, ближе. Чему быть, того не миновать. Она не вольна распоряжаться собой, и бежать бесполезно. Прав был Нил-Нил, на днях сказавший ей об этом. Не скроешься за замками, под кроватью не спрячешься. Нужно выйти и бороться. Только вот силы очень неравны!
