1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны | страница 69
Без сомнения, Бонне в определенном смысле валял дурака, но Кулондру или Пайяру едва ли было до того, они делали все возможное, чтобы облегчить ситуацию. Уже после мюнхенской конференции Майский докладывал в Москву, что из шведских источников ему стало известно, будто Пайяр сразу после своей беседы с Литвиновым доложил о ней в Париж и ждал оттуда инструкций. Но не получил не только инструкций, а даже подтверждения, что его депеша дошла по назначению. Пайяр был вне себя и сказал шведскому послу в Москве, что Бонне «намеренно пытается скрыть содержание этой беседы от членов французского правительства». И не только от них, добавлял Майский, но также от французских дипломатов за границей. «Я с удивлением должен был констатировать», что Корбен, например, не знал о беседе Пайяра и Литвинова даже через пять дней после того, как она состоялась.>73
Чешские дипломаты более реалистично оценивали соотношение позиций Бонне и Литвинова. Пользуясь «компетентными источниками», Масарик сообщал, что Бонне якобы сказал британскому послу в Париже, что «необходимо сохранить мир», даже если для этого придется пожертвовать Чехословакией. «Франция не готова к войне и не хочет за нас воевать». Сообщения Масарика вполне соответствовали истине: 13 сентября Бонне сделал британскому послу именно такое заявление, Фиппс заметил по этому поводу, что Бонне «похоже, совсем потерял самообладание». Чешский посол в Берлине был примерно того же мнения: «Мир будет спасен, но заплатят за него Чехословакией». С другой стороны, Фирлингер отмечал, что советская политика основана на понимании того, что уступки агрессорам только создают впечатление всеобщей беспомощности и все больше разжигают их аппетиты.