Пайяр, видимо, не упомянул в отчете об этой части беседы, хотя и послал депешу, в которой давал расширенный обзор заявлений Литвинова Шуленбургу о возможных последствиях нападения Германии на Чехословакию. «Не из-за любви к чехословакам эти страны [Франция, Великобритания и СССР] будут воевать, — говорил Литвинов, — но из-за... влияния и баланса сил. Что касается Советского Союза, то хотя он не играл никакой роли в создании чешского государства, но он должен сейчас помешать усилению гитлеровской Германии, которая агрессивна и готова применить силу». Из чего Пайяр заключил, что Чехословакия была одним из «внешних бастионов Советского Союза». «И советская заинтересованность в его защите является лучшей гарантией их намерений».
>61Но в Direction politique — политическом управлении Кэ д`Орсе эту депешу получили только 20 сентября. И хотя сомнительно, что отчет Пайяра смог бы как-то изменить ситуацию, остается фактом что 6 сентября Direction politique распространило ноту, из которой следовало, что ответы Литвинова Пайяру были «уклончивыми» и беседа свелась в основном к «процедурному обмену мнениями». В целом она произвела «неблагоприятное впечатление», говорилось в ноте с Кэ д`Орсе. И все эти, способные повергнуть в изумление выводы, основывались на телеграммах Пайяра. Хотя стоит добавить, что Direction politique все же считало, что информации в его распоряжении маловато и признавало, что советское посольство в Париже, в свою очередь, получало «в некоторых парижских кругах», а также из дипломатических источников, сведения, что «Франция не готова вступить в войну с Германией для защиты Чехословакии». Из-за отказа французского правительства начать штабные переговоры с высшим руководством Красной армии, «Советы... испытывают к нам определенное недоверие, которое, если не оправдывает, то объясняет их сдержанность, каковая в сложившихся условиях однако уже вряд ли уместна». Вот высказывание, достойное лучших традиций французской дипломатии.>62
Французы были явно не в лучшей позиции, чтобы убедить советское правительство в своей приверженности чехам. Чехословацкий президент Бенеш сообщал Александровскому, что французы и англичане применяли «неистовое давление [с целью вынудить еще больше уступок] и открыто угрожали бросить Чехословакию на милость Гитлера». А Чилстон заявлял Потемкину, что Франция, по его мнению, «вовсе не расположена была сражаться».>64 Тут британское бесстыдство достигало своего апогея, потому что это Чемберлен «вовсе не расположен был сражаться».
