Я дал волю фантазии, и в считанные минуты все видимое до горизонта пространство укрылось огромными цветами. Я засеял море причудливыми узорами из лилий и небесно-синих тюльпанов, каких еще не видел свет, я разбросал по нему острова роз и васильков, созвездия ириса и ландышей.
Огромное море сплошных цветов мерно колыхалось у ног, прибой выбрасывал на берег тысячи душистых лепестков.
Я засмеялся от счастья.
И в этот миг чей-то громовой, оглушающий голос, идущий, казалось, из глубины моря, пророкотал:
— Вы отстраняетесь от участия в эксперименте, Чумаков! Вы не выдержали испытания зеркальной камерой!
От неожиданности я вздрогнул. Неужели действительно сделал что-то не так?
Что это за голос? Почему я отстранен? Я не находил ответа на эти вопросы, и растерянность моя росла.
Между тем цветы исчезли, море приобрело уже знакомый штормовой вид.
И вдруг я почувствовал чей-то пристальный взгляд. Огромные глаза глядели на меня из-под воды. Через мгновение море вспенилось, стекая с боков гигантской ящероподобной туши, выползающей на берег.
Галька крошилась в порошок под массивными когтями. Покрытое зеленоватой чешуей брюхо было облеплено морскими ракушками, словно днище корабля.
Я цепенел под неподвижным холодным взглядом. Потом, опомнившись, вскочил и кинулся прочь.
Ящер с неожиданным для своего огромного тела проворством, круша под собой все, как танк, двинулся следом.
Чудовище догоняло меня, похожая на скалу голова раскачивалась совсем рядом, разверзалась огромная пасть.
Тут раздался какой-то резкий звук, и все исчезло. Раскрыв глаза, я обнаружил, что нахожусь в знакомой зеркальной камере. Серебристый шлем медленно всплывал под потолок, и несколько человек в белых халатах привычно освобождали меня от присосок и датчиков. Вошедший Громеко глядел на меня внимательно и слегка сочувствующе.
— Знаете, — произнес я и подивился звуку словно чужого голоса, — во сне я узнал, что отстранен от участия в эксперименте.
— Во-первых, это был не совсем сон, — отозвался Громеко. — Во-вторых, можешь не волноваться. Фразой которая тебе так не понравилась, мы просто хотели испортить тебе настроение. Нас интересовала реакция на фантомы, вызванные негативными эмоциями. Прости, но уж очень блаженно ты посапывал в «зеркалке», даже смеялся. Кстати, хотелось бы знать, почему?
— Ага, — торжествующе сказал я, — создавать всякие там фантомы вы научились, а в сон заглянуть — бессильны.
— Я же объясняю, — терпеливо повторил Громеко, — это был не совсем сон. Во сне человек бессилен контролировать свои реакции, менять настроение, что ты, кстати, проделывал довольно успешно, быстро уловив законы зеркальной камеры. Состояние, в котором ты пребывал, можно назвать искусственным полусном. Именно в таком состоянии, насколько мне известно, ты и будешь находиться во время эксперимента с орехом Кракатук. Понимаешь, — продолжал Громеко, — приборы нашей «зеркалки» как бы доводят до завершенности, облекают в конкретный зрительный образ твои положительные или негативные эмоции, воздействуя на строго определенные участки головного мозга. При этом учитывается реакция на чисто механические раздражители. Ведь морская вода казалась тебе действительно соленой на вкус? И когда ты себя ущипнул, было больно?
