Ворота в Сечь никто не охранял. Вернее, охрана была – с десяток казаков, но они сонно лежали на охапках сена в тенечке под навесом и лишь проводили отряд Гамалеи безразличными взглядами. Старый казак скрипнул зубами при виде такого ротозейства. То ли дело в старые времена… Передовой дозор уже давно проверил бы – еще за стенами: кто едет в Сечь, откуда и по какому делу.
Перед церковью казаки сняли шапки и истово перекрестились. У Василия перехватило горло – он впервые увидел Сечь. Взволнованы были все. Для беглецов-дезертиров начиналась новая жизнь. Что она им сулит? Никто пока этого не знал.
В конце июля 1722 года дожди, которые полоскали улицы Парижа почти две недели, закончились, и природа наконец расщедрилась на теплые солнечные дни. Парижане радовались как дети, и площадь Дофина, отмытая до блеска потоками дождевой воды, полнилась народом. Кого только не было среди праздношатающейся толпы! В одном конце площади веселили народ итальянские комедианты, в другом устроили променад девицы легкого поведения, и франтовато одетые жуиры не преминули воспользоваться моментом, чтобы обменяться с ними сальными шуточками.
Там же шарлатаны предлагали разные снадобья от всех болезней, неподалеку от них расположились картежники, преимущественно шулера, которые предлагали всем желающим «сорвать банк», рядом с ними дурачились студенты, разыгрывая какого-то незадачливого буржуа, который вывел на прогулку двух своих юных дочерей. И конечно же в толпе сновали туда-сюда мазурики, обитатели Дома Чудес[91]. Для них день Спаса (который как раз и праздновали парижане) был самым что ни есть подарком небес.
Впрочем, их трудно было отличить от законопослушных граждан, потому что гильдия парижских воров разрешала «охотиться» на площади Дофина только самым искусным и удачливым карманникам, которые нередко одевались по последней моде.
В плане площадь выглядела большим треугольником, один из углов которого облюбовал знаменитый на весь Париж зубодер Толстый Фома. Он был едва ли не главной и, пожалуй, самой полезной достопримечательностью площади Дофина. К нему всегда стояла очередь из страждущих, и Толстый Фома лихо, с шутками-прибаутками, пользовал очередного страдальца, да так ловко, что больной зуб исчезал изо рта словно по мановению волшебной палочки – быстро и безболезненно.
Как зубодер ухитрялся это делать, никто не знал, тем не менее услуги Толстого Фомы пользовались повышенным спросом, потому что его коллеги по ремеслу своими ухищрениями и методами больше напоминали палачей из Бастилии. Возможно, безболезненному врачеванию способствовало полпинты
