В новелле Чаплина «Загородные ребята» рассказчик, паренек из рабочей семьи, — уже почти сложившийся собственник без капитала. Он вкусил от сладкой отравы обладания вещью и не собирается рисковать своим подержанным мотоциклом даже ради лучшего друга, которого, по собственным словам, знает с пеленок. Тонкая интуиция художника помогла Чаплину «схватить» и запечатлеть еще одну закономерность: разрастание чувства собственности не исключает, а скорее, предполагает нравственное одичание, ведущее к бессмысленной жестокости и слепой жажде разрушения.
О том, как образ жизни и духовный климат времени растлевают подрастающее поколение, пишет не только Чаплин. Силлитоу посвятил этой теме многие произведения, в том числе и рассказ «Дочь старьевщика» — беспощадную к герою и одновременно пронзительно горькую хронику первой любви молодого правонарушителя из рабочих. Это едва ли не самая страшная новелла сборника. Достаточно неприглядны похождения юного воришки, но от описания постылого, бездуховного существования, на которое обречен повзрослевший и давший обществу «приручить» себя герой-семьянин, становится невыносимо горько. «Дочь старьевщика» — эпитафия несостоявшемуся человеку и приговор тем условиям жизни, которые не дали ему «состояться».
Ни Чаплин, ни Силлитоу, ни Лессинг, ни Барстоу[2] не делают скидки на социальное происхождение героя. Сочувствие и понимание не отменяет с их стороны строгого этического суда над изображенным. Но здоровые нравственные начала — и это в высшей степени важно — они находят в той среде, которую изображают. Тема рабочей гордости, рабочего достоинства, тема врожденной доброты людей труда определяет в конечном счете основную интонацию рассказа Лессинг «Англия и Англия». У Чаплина сцены доморощенного разбоя сбитых с толку мальчишек как бы оттеняют настоящую человеческую нравственность одного из ребят, не пожелавшего в отличие от рассказчика бросить товарища в беде. Чувство солидарности берет здесь верх над инстинктом собственности. А Силлитоу логикой повествования убеждает, что нравственная позиция его молодого героя, для которого воровать — значит разговаривать с обществом на одном языке, при всей ее уязвимости неизмеримо выше той «этики», что позволяет наследнице большого состояния заниматься кражами только ради «острых ощущений».
Повышенный интерес авторов к моральной стороне жизни вполне закономерен. Проследить изменения в этой сфере и значит для художника сказать новое слово о времени. Столь же закономерно и другое. Некоторые писатели — Во, Моэм, Сэнсом, Бейтс — обращаются к проблеме прекрасного, связывая этическую сторону жизни с эстетической.
