— Что ж, хорошо… Но вещи возьмем с собой, чтобы потом не возвращаться. Откройте, пожалуйста, багажник.
В разинутую пасть багажника затолкали чемодан. А корзину с продуктами и коробку с широкополой соломенной шляпой Светлана положила рядом с собой, на сиденье.
Поехали. После весенней распутицы на дороге, где в ту пору всякий раз буксовали колеса автомашин, остались выбоины. Теперь выбоины засохли, окаменели, образовав волнообразное полотно. Меж этих волн и ныряла теперь «Победа», то зарываясь носом, то задирая кузов.
Беспросветная туча пыли застилала ветровое стекло. То ли впереди них шла еще какая-то машина, то ли до сих пор не улеглась пыль, взметенная колесами «Победы», когда она ехала сюда. Пыль проникала во все щели сухая, душная.
Нынешний июнь начался без осадков. Сушь. А лета все равно не чувствуется. Безоблачное небо не сине, а белесо — его застилает мутная поволока. Дуют северные ветры — протяжные и не то чтобы холодные, но мертвящие. Так и стоят под ветром березки: тощие, сквозные, с копеечной мелочью листьев на ветках. Острые, как бивни, травинки, несмело проклюнувшиеся к свету, бледны, как ростки картофеля. Папоротники в ожидании настоящего тепла все еще смотаны тугими клубочками. Холодно, сухо, пыльно.
Светлана вспомнила Танькино письмо: «Вода в море теплая, вылезать не хочется… Сейчас цветут магнолии…»
Откашлялась: першило в горле от пыли. Провела по ресницам ладонью — и на руке остались пыльные полосы,
«Еще четыре дня пути…» — подсчитала она.
Машина остановилась возле приземистого, вытянутого здания. Над входом трепетал на ветру выгоревший флажок, а у входа висела исчерченная мелом доска показателей.
Здесь помещалась контора Унь-Ягинского промысла.
В комнатенке, перегороженной барьером, было пусто. За этим барьером обычно сидела Танька, разыгрывая на «олимпии» бойкие пассажи. Но сейчас комнатенка пуста. Спеленатая холщовым чехлом «олимпия» покоится на шкафу.
Светлана помедлила у двери с табличкой «Зав. промыслом». Потом, приоткрыв дверь, спросила:
— Можно?
Обычно она открывала эту дверь не медля и не спрашивая: все-таки старший геолог — не постороннее лицо на промысле. Но сейчас она чувствовала себя посторонней. Уже не у дел. Отпускница.
В кабинете, кроме Брызгалова, оказался Таран — заместитель управляющего трестом «Печорнефть». Грузный, большеголовый мужчина. Лицо и голова его обриты до блеска, и поэтому особенно выделяются глаза — темные, живые, умные.
— Здравствуйте, Светлана Ивановна, — протянул он ей руку, — садитесь…
