— Господин штурмбаннфюрер! — все с той же торжественностью повторил Грефрат, протягивая советнику конверты. — Мне выпала честь первому поздравить вас… Здесь приказ о присвоении внеочередного чина и петлицы штурмбаннфюрера, а это письмо рейхсминистра и верховного шефа СС, которое он поручил передать вам лично.
Хауссер вынул из незапечатанного конверта черные бархатные петлицы со знаками СС на одной, и четырьмя серебристыми металлическими квадратиками на другой, как бы недоумевая оглядел их и небрежно сунул вместе с конвертом в карман. Только тут он заметил протянутую руку Грефрата. Советник торопливо, но холодно пожал пальцы оберштурмбаннфюрера.
— Благодарю вас… — пробормотал он и начал обрывать край второго конверта.
Письмо рейхсминистра казалось отпечатанным типографским способом: прекрасная, точно накрахмаленная бумага, великолепный шрифт пишущей машинки. Всего несколько строк.
«Дорогой Хауссер!
Сердечно поздравляю Вас. Рад случаю сообщить, что Ваши идеи находят одобрение у фюрера.
Я очень ценю Вашу чрезвычайно полезную деятельность. Все Ваши предложения немедленно изучаются и при первой же возможности воплощаются в жизнь.
Желаю успеха.
Хайль Гитлер!
Ваш Г.Гиммлер»
Советник читал письмо долго, не проявляя никаких эмоций, точно получал такие послания по нескольку в день. Наконец он спрятал письмо в карман и вопросительно взглянул на Грефрата.
— Присядем, господин советник, — со вздохом сказал оберштурмбаннфюрер. — Нам необходимо обсудить некоторые вопросы…
Оберштурмбаннфюрер и советник беседовали вдвоем около часа Когда Хауссер ушел, начальник гестапо, униженный, обозленный, вернулся в свой кабинет. Греф–рат сделал вид, что он не замечает состояния своего друга.
— Итак, Генрих, ты не будешь трогать этих людей, — бодрым, веселым тоном произнес он, хлопая ладонью по лежащему на столе листу со списком. — И вообще, дорогой мой, с этого дня будь осторожен с оуновцами в смысле репрессий. Особенно с их вожаками всех рангов.
— Даже если они будут грабить наши эшелоны, забирать оружие, идущее на фронт? — гневно сверкнул глазами Герц.
— Генрих, ну что ты… — недовольно поморщился оберштурмбаннфюрер. — Я тебе объясняю обстановку, Хищение оружия оуновцами почти рекомендуется.
Начальник гестапо смотрел на приятеля широко раскрытыми глазами. Ему даже показалось на мгновение, что он ослышался. Однако лицо гостя приобрело холодное, подчеркнуто деловое выражение. Он давал понять, что его слова имеют силу приказания и не могут служить поводом для дискуссий. Это уже не был человек, какого можно было именовать простецки Гансом. Это был начальник.
