За живой и мертвой водой | страница 24
Зима оборвала встречи. Только однажды пришла Стефа к тетке, принесла печальную весть — умерла мама. Юрко узнал об этом, когда девушка, так и не повидав его, уже ушла из села. Он догнал ее у креста. Стояли на заметаемой снегом дороге. Стефа плакала, он утешал ее, как мог, грел в своих ладонях ее застывшие пальцы. К весне умер дед. Осталась Стефа с бабкой и братиком.
Теперь у Стефы всей родни — Славка. Она поклялась умирающей матери, что не оставит его, вырастит, выведет в люди…
…Юрко осторожно постучал в темное окно.
— Кто там? — почти тотчас же послышался испуганный враждебный голос за стеклами.
— Откройте, вуйко…
Хозяин приоткрыл дверь, загораживая собой проход. Пригляделся, молча пропустил.
Вошли в темную хату. Тетка Марта узнала Стефу, мальчика, бросилась к ним от кровати, заголосила.
— Ой, лышенько мое, сиротки, бедные ваши головушки…
— Тихо мне! — вполголоса, злобно цыкнул на нее муж. — Хочешь, чтобы все село слышало?
У Юрка от этого недоброго голоса защемило сердце. Он знал, что Василь Гнатышин человек суровый, твердый и не любит их, братьев Карабашей. С Петром у него давняя скрытая вражда. Но ведь он не за себя просить пришел.
— Вуйко, я привел… — Он опустил на пол узел. — Хоть на время возьмите…
Недоброе молчание в ответ. Марта притихла, ожидая, что скажет муж. Его слово для нее закон. Так у них заведено.
— Неужели вы откажете? Ведь вы знаете, что случилось. Им некуда деться.
— А ты подумал, хлопче, что у меня у самого дети?
— Никто, ни одна живая душа знать не будет. Ведь они вам не чужие.
— Теперь такое время, что нет чужих и своих. Есть украинцы и поляки.
— Есть люди, вуйко, совесть человеческая.
— Совесть! — зло огрызнулся Гнатышин. — Какая теперь совесть? Ты пану бухгалтеру скажи… Он чью дочку убил? Свою или чужую? И то человек не такой простой хлоп, как я, а ученый в гимназиях, на курсах, обчитанный.
— Йой, что ты говоришь, Василь, — заголосила тетка Марта.
— Тихо! — повернулся к ней муж. — А то заткну глотку, умолкнешь навеки, дурная баба, безголовая. А ты, Юрко, не туда пришел. Я с поляками дружбы не имел, не имею и никакой политикой не занимаюсь. Как все, так и я.
— При чем тут политика… — укоризненно сказал Юрко.
— Тебе лучше знать при чем. Ты в школах учился, тебя в Киев Советы посылали.
— На одну ночь возьмите. Они ж родня вам.
— У меня родни среди поляков нет! — отрезал Гнатышин.
— Йой, сиротки мои бедные, — заплакала Марта, ломая руки.
— Замолчи, дура!
— Сердца у вас нет, вуйко… — сказал Юрко, ожесточаясь.