– Мой кузен, – сказал мягко лорд Хауэрд, имея в виду виконта Мондевейла, – может понять. Я постараюсь, чтобы он услышал правду от меня, прежде чем услышит раздутые сплетни от кого-нибудь другого.
Когда танец окончился, Элизабет извинилась и пошла в гостиную, надеясь хоть минуту побыть одна. К несчастью, в ней расположилось несколько женщин, говоривших о событиях в карточной комнате. Ей хотелось укрыться в своей спальне, пропустив поздний ужин, который подадут в полночь, но разум предупреждал ее: спрятаться – это самое плохое, что она может сделать. Не имея другого выбора, Элизабет изобразила на лице безмятежную улыбку и вышла на террасу подышать воздухом.
Лунный свет лился по ступеням террасы и далее в освещенный фонарями сад, и через минуту блаженного покоя Элизабет захотелось продлить его. Она пошла в сад, вежливо кивнув нескольким парочкам, встретившимся ей по дороге. На краю сада остановилась и затем, повернув вправо, вошла в беседку. Голоса замерли вдали, остались отдаленные звуки нежной музыки. Она простояла несколько минут, когда позади нее мягкий, словно тяжелый бархат, голос произнес:
– Потанцуйте со мной, Элизабет.
Испуганная неслышным появлением Яна, Элизабет резко повернулась и взглянула на него, бессознательно прижав руку к горлу. Она думала, что он рассердился на нее в карточной комнате, но выражение его лица было одновременно серьезным и нежным. Призывные звуки вальса кружили вокруг нее, и Ян раскрыл объятия.
– Потанцуйте со мной, – повторил он тем же чуть хриплым голосом.
Будто во сне, Элизабет подошла к нему и почувствовала, как его правая рука обняла ее талию, прижимая к крепкому, сильному телу. Левая сжала ее пальцы, и неожиданно она медленно закружилась в объятиях мужчины, который танцевал вальс с естественной грацией человека, танцевавшего тысячу раз.
Сквозь перчатку Элизабет чувствовала крепкое и широкое плечо с твердыми мускулами, никакой ваты, а рука, охватывающая ее талию, похожая на стальную ленту, прижимала крепче, чем позволяло приличие. Она должна была чувствовать себя в опасности, в чужой власти, но вместо этого чувствовала себя уверенно и в безопасности. Однако Элизабет начала ощущать некоторую неловкость и решила, что следует вести какой-то разговор.
– Я думала, вы рассердились за то, что я вмешалась, – сказала она, обращаясь к его плечу.
В голосе Яна звучала улыбка, когда он ответил:
– Не рассердился. Я был восхищен.
– Я не могла позволить им называть вас мошенником, когда твердо знала, что это не так.
