Лили закусила губу и отвернулась. Потом глухо сказала:
— Вы ведь тоже не верите, что я их не убивала. Даже Джереми…
Она не договорила, плечи ее дрогнули. Пережитый кошмар навалился вновь, мешая дышать и соображать. Именно поэтому Лили и не видела, с какой жалостью смотрит на нее широкоплечий кряжистый мужчина со шрамом на щеке. Потом он вдруг решительно взял ее за плечо и притянул к себе, заставляя посмотреть прямо в глаза.
— Эй, куколка, послушайте-ка меня и бросьте истекать жалостью к себе любимой. Я видел тысячу смертей и тысячу убийц. Я вряд ли отличу Киплинга от Шелли, не извлеку квадратный корень и не узнаю элементарную частицу, даже если она вылезет из кустов и даст мне по башке. Но я могу со стопроцентной уверенностью сказать, убивал человек себе подобных или нет. Вы — не убивали.
— Откуда… вы можете знать?
— Миллион примет. Вы, скажем, умеете стрелять?
— Н-нет.
— Отвечайте, только быстро, где у браунинга глушитель? Сколько раз вы стреляли? Куда выбросили оружие?
— Я…
— Не тряситесь. У браунинга нет глушителя. Он лежал у вас в сумочке, а вы туда даже не лазили.
— Что?
— Мы с Джерри сунули его вам перед отъездом. Джерри был уверен, что вы полезете пудрить нос и найдете его. Он хотел вас обезопасить. Но, когда я вас нашел, пудры на вас и в помине не было. И туши тоже. И, когда я подъехал, вы на сумочку даже не посмотрели.
— И это, по-вашему, доказывает…
— Нет, не так. Это ничего не доказывает с точки зрения полиции. Но я — не полиция. Вы чуть не упали в обморок при виде пиявки, вас до смерти напутала М'денга — и вы хладнокровно застрелили двух здоровенных парней?
— Я могла быть в состоянии аффекта…
— Красивое слово. В состоянии аффекта вы бросились бы бежать прочь, не глядя по сторонам, но двери на второй этаж оказались тщательно закрыты. Я случайно знаю, какие двери в доме Малкехи. Чтобы их закрыть, надо долго и упорно нажимать на ручку, иначе они распахиваются. Сондерс открывал закрытые двери.
— Джереми мне не поверил.
— Он писатель. Он слишком давно занимается придумыванием сюжетов. Жизнь проще. Кроме того, вы ему нравитесь.
— Ну и что… откуда вы знаете?
— Что ж я, слепой, что ли?
— Тогда он тем более не должен меня подозревать!
Тут Дон Фергюсон страшно закряхтел и стал ворошить небольшой костерок, старательно избегая требовательного взгляда Лили. Потом помолчал, посидел и начал издалека:
— Любовь сложная штука. Мужчине кажется, что он всесилен и умен, но приходит маленькая вертихвостка — и мужчина превращается в смешного глупого щенка. Потом, не приведи господи, оказывается, что вертихвостка с ним просто играла, щенок ей рано или поздно надоедает, и она его бросает, чтобы завести котенка. Или попугая. Но наш щенок-то уже ученый. После такого облома он не будет доверять ни другим, ни себе. Каждый намек на чувство он тщательно изучит и оценит, постарается избежать его, если есть хоть малейшая возможность… Никому не хочется быть брошенным во второй раз.
