] и благородного рыцаря при двух одиноких дамах. Последнее было особенно необходимо, поскольку намечалось не только посетить Англию, но и объездить еще несколько европейских стран.
Этим все сказано. Я явился; я увидел; я оказался этим счастливцем. Мы отплыли. Мы высадились на другом берегу, и там я с тревогой в сердце наблюдал за колебаниями сироты, а затем она весьма решительно меня уволила, по той причине, что материнская родня убедила ее испробовать на первую зиму не сказочно синюю атмосферу Ионических островов, а целительный климат туманного острова Уайт. Вот они, национальные предрассудки. (NB. Состояние здоровья у нее было очень плохое.)
Перед отъездом из Америки мне пришлось взять вперед плату чуть ли не за четверть года, чтобы разделаться со счетами поставщиков, и я оказался на Флит-стрит как на мели — без единого шиллинга. Сдав в заклад те предметы своей одежды, без которых мог кое-как обойтись, я отсрочил этим самые смертоносные наскоки моей хозяйки, а сам тем временем прилежно высматривал, не припасла ли мне судьба хоть какую-нибудь работу.
И вот меня несли с собой те неописуемые толпы, что каждый седьмой вечер с воем катятся по всем главным и второстепенным артериям великого Левиафана [13] — Лондона. Был вечер субботы: рынки, лавки, ларьки и лотки ломились от силы непрестанного прилива. Шла закупка воскресной снеди для трех миллионов человек. Мало кто из них был так же голоден, как я, притом что сказывалась накопившаяся усталость; бессовестные человеческие водовороты отбрасывали меня на углах, как норвежский мальстрем [14] отбрасывает соломинку. Каких только уходов в небытие не видят его бурные волны! Но лучше погибнуть среди сонма акул в Атлантических волнах, нежели умереть нищим чужестранцем в этом Вавилоне — Лондоне. Затерянный, брошенный, без единого друга, я двигался как слепой среди трех миллионов себе подобных. И освещали эту жалкую и безжалостную картину злодейские газовые фонари, посылая свои дьявольские лучи плясать по грязным, скользким улицам.
Да-да, будь сегодня воскресенье, я мог бы уломать какую-нибудь добрую сторожиху, и она пустила бы меня отдохнуть вместо харчевни в часовенку на чьей-нибудь пустующей скамье. Но сегодня суббота. Подошел конец утомительной неделе, и подходит конец истомленному мне.
Выпутавшись наконец из безумного лабиринта узких улочек, что опутывают кусок столицы между Флит-стрит и Холборном, я оказался на широкой и гораздо менее шумной улице, короткой, без магазинов, поднимающейся от Стрэнда к пересечению с другой такой же. Ее сравнительная тишина показалась мне невыразимо отрадной. Словно попал я в зеленый двор, окружающий громаду кафедрального собора, в святое место, где все затихает. Два ярких, высоко зажженных фонаря привлекли мое внимание на этой мирной улице. Я поспешил к ним, подумав, не происходит ли здесь какое-нибудь молитвенное собрание; но с удивлением увидел два узких длинных объявления, гласивших, что сегодня здесь играет Макриди
