Если он и не перепиливал своих жертв, зажав их между двумя досками, как это делал Христиан II, король датский, не закапывал людей живыми в землю, как Лодовико Моро, не воздвигал стен своего дворца из живых людей вперемежку с камнем, подобно Тимур-беку, родившемуся, как гласит легенда, со сжатыми кулаками, полными крови, — если он не вспарывал животы беременным женщинам, как это делал Цезарь, герцог Валантинуа, не вздергивал их на дыбу за груди (testibusque viros), как Фердинанд Толедский, если он не колесовал живьем, не сжигал, не бросал в кипящие котлы, не сдирал кожу с живых, не распинал на крестах, не сажал на кол, не четвертовал, — не удивляйтесь, это не по его оплошности, а только потому, что наша эпоха просто не допускает этого. Он делал все, на что способен человек или зверь. В девятнадцатом столетии — в эту эпоху кротости, эпоху упадка, как говорят абсолютисты и паписты, — Луи Бонапарт не уступает в свирепости своим современникам — Гайнау, Радецкому, Филанджери, Шварценбергу и Фердинанду Неаполитанскому, он даже превзошел их. Редкостная заслуга, если учесть, что ему все это было труднее, чем другим, так как это происходило во Франции. Воздадим ему справедливость: в наше время Лодовико Сфорца, герцог Валантинуа, герцог Альба, Тамерлан и Христиан II сделали бы не больше, чем сделал Луи Бонапарт. Он в их время делал бы все то, что делали они. Ибо и они в наше время, перед тем как воздвигать виселицы, ставить дыбы и колеса смерти, строить живые башни, сжигать на кострах и распинать на крестах, остановились бы невольно, подобно ему, перед этим скрытым, но непобедимым сопротивлением моральной среды и невидимой силы прогресса, перед грозным и таинственным запретом целого столетия, которое поднимается на севере, на юге, на западе, на востоке и, смыкаясь вокруг тиранов, говорит им: «Нет!»
III
Чем мог бы быть 1852 год
Но без этого чудовищного Второго декабря, «необходимого», как говорят его соучастники и повторяют за ними обманутые глупцы, что было бы во Франции? А вот что.
Вернемся немного назад и припомним вкратце положение, в каком находилась страна до переворота.
Партия прошлого, которая именовала себя «партией порядка», сопротивлялась республике, иными словами — сопротивлялась будущему.
Сопротивляйся или не сопротивляйся, но республика, независимо от каких бы то ни было иллюзий, — это близкое или далекое, но неизбежное будущее народов.
Как возникает республика? Она может возникнуть двояко: либо в результате борьбы, либо путем прогресса. Демократы хотят прийти к ней путем прогресса; их противники, люди прошлого, поступают так, словно хотят достигнуть ее борьбой.
