— Ну что ж, — сказала она, — дай бог, сыночки, чтоб больше не пришлось никуда уходить. Будьте здоровы, дети!
Она выпила свою каплю и, по старому обычаю, плеснула вверх остатки.
Все плачет, — покачал головой наш партизан. — Теперь уже плакать нечего.
Выпил я, а за мной налил себе Микола.
— Изыди, нечистая сила, останься, чистый спирт, — крестил он стакан поставленной ребром ладонью. — Не прими, боже, за пьянство, прими за лекарство.
— Сдал, голубок, экзамент, в точности, — укоризненно улыбнулась мать. — А еще и этот, наставничек, — гляди, как хлещет!
И правда: Копейка пил не как все люди. Подхватил как-то посудину нижней губой и опрокинул стакан, словно в голенище. Выпив, поглядел на Миколу, как будто все еще из-под кепки, и довольно блеснул глазами.
«Что за компания такая, хлопче», — подумал я, взглянув на своего. А он, еще больше повеселев от чарки, заговорил:
— Что ж, рассказать тебе о нас? Расскажу. Первое дело — это клуб. Писал я тебе, да всего не опишешь. Сам знаешь, что значит раскачать. «Что оно да к чему оно…» Но наш комсомол приналег — и готово. Стоит домик как стеклышко, — он засмеялся. — Можешь поздравить, если хочешь. Заведующий клубом.
— Ну что ж, брат, хвастай, — этим можно.
Микола понял намек.
— А этим я и не хвастаю, — показал он больной рукой на бутылку. — Это, брат, так — пережиток в сознании масс. А мы как раз «Павлинку» готовим. Шляхтич Криницкий[1] у нас слабоват: Иван Авдотьич никак в оглобли не влезет. Так что ты еще успеешь.
— Ну я пока погляжу.
— Ой, Василек, — сказала мать, — и правда, есть на что поглядеть! Леночка, дай ей бог здоровья, наша учительница, так устроит, так все сделает…
— Почему Леночка? — перебил мать Микола. — Не одна она все делает… Давай еще по наперстку возьмем, Василь.
Мы выпили по тому наперстку, одни мужчины, и я сказал:
— А ты, брат, я вижу, ревнивым стал. Боишься, что я подумаю, будто Лена ваша и в самом деле лучше всех работает.
— Что там ревнивый? — смахнул Микола крошку со стола. — Ты нашей Лены не знаешь.
— Ну, а с колхозом как — все еще ни гугу?
— Ты что? Смеешься?
— Да нет, — обхватил я широкие плечи Миколы. — Я ведь с Ячным ехал. Забыл, что ли? Слышал, брат, обо всем. Молодец!
Микола засмеялся, покраснел.
— Эх, Василь! — стукнул он по столу кулаком. — Если б ты знал, как хорошо, что ты вернулся. Войско, брат, налицо. Взвод не взвод, а отделение доброе наберется. Актив настоящий. Команду только настоящую — и пошли.
Мне как-то стало неловко.
