Мать нередко удивлялась этим свалившимся с неба дарам, приставала к сыну с вопросами, но он всегда ловко ускользал от них, на ходу выдумывая что-нибудь хитрое, хотя и недостоверное. Мать его досужим россказням и вымыслам, конечно, не верила, но в дальнейшие подробности не вникала. Боялась узнать совсем нехорошее и, как многие люди, страшась неизведанного, разумно предпочитала ничего не выяснять.
— Это знают все! — нагло заявил Илья вконец перепугавшейся сестре, оседлав своего любимого конька и с новой силой ощутив жажду жизни, торжества справедливости и неотвратимость наказания, нависшего над головой отца в виде родного сына. — Так что скрывать вам особо нечего! Уж я, во всяком случае, в курсе дела давным-давно!
— Но откуда?.. — робко спросила Серафима, втянув голову в костлявые плечики.
Занимательный диалог прервала полная добродушная женщина, вплывшая в комнату с подносом в руках.
— Здравствуй, Илюша! — ласково пропела она. — С поступлением тебя в институт! Мне Симочка рассказала. А вот вам и обед! — Она ловко и быстро, что казалось странным при ее полноте, накрыла на стол. — Кушайте на здоровье!
Илья с вожделением окинул стол и вдохнул в себя вкусные запахи. Он постоянно хотел есть. Матери никак не удавалось на свои небольшие деньги накормить его досыта, худого, но обладающего отменным аппетитом.
— А отца и твою мать мы ждать не будем? — не глядя на сестру, просто больше для порядка, осведомился Илья.
Вообще отец его интересовал не слишком, хотя именно теперь, после неожиданно открывшейся ему семейной тайны, с папашей не мешало бы потолковать…
Илью никогда не баловала жизнь. Поэтому он вырос готовым к борьбе, озлобленным и насмешливым. Человеческая кротость казалась ему вялостью или притворством, доброта — дурью, глупостью, а дружелюбие — излишней, недопустимой в жизни доверчивостью.
Мало видевший на своем веку добра, Илья не верил в него и с удивлением читал о нем в книгах. При необходимости ему даже иногда приходилось выдумывать доброту для себя на время. И ценить ее Илья мог только понаслышке. Порой он завидовал тем, кому повезло, в отличие он него, редко встречаться со злом.
Правда, иногда его рано ожесточившееся сердце, испорченное недоверием, превращалось на несколько минут в наивное мальчишеское сердечко… Но случалось это нечасто. Илья строго контролировал себя и не позволял чувствам сильно разгуливаться.
Мать, черпавшая мудрость из книг, твердила, что любой характер с возрастом меняется. И в тридцать лет многие становятся совсем другими, нежели были в двадцать. Лучше или хуже в зависимости от того, сколько попадается человеку на пути лжи, ненависти, злобы или истины, любви и доброты. Так, якобы, формируется представление о смысле и цели жизни, о счастье и своем поведении… Если постоянно оглядываться в сторону зла, то начнет казаться, что оно побеждает всюду. Но если приучить глаза останавливаться на искренности и правде, то в глубине каждого события, в конце концов, проявится могучая и молчаливая сила добра. И тогда вокруг тебя может сомкнуться мирный круг, за который никакое зло проникнуть не сумеет… Илья не верил этому.
