— А такого случая тебе не представится, Витя, — вдруг перестав смеяться, серьезно сказала Таня.
Разве Виктор мог тогда предполагать, что она окажется столь страшно, зловеще права?..
Они прожили на Таткиной даче до самого мая, пока, наконец, Крохины не начали собираться что-то сажать на огороде. Зимой ходили на лыжах до абрамцевского музея, постоять у врубелевской скамьи, как говорила Таня.
Заметенные снегом маленькие здания музея казались затерянными и забытыми в этом мире, лишними и никому не нужными. Спрятанная под ненадежной охраной стеклянного купола врубелевская скамья возвышалась на холме над снеговыми просторами странным, непонятным сооружением. Танька стояла рядом с Виктором, положив подбородок на лыжную палку, и задумчиво молчала. Ветер косматил и выбивал волосы из-под ее пуховой шапочки.
Несмотря на свою природную гибкость и пластичность, Таня оказалась невыносливой и быстро уставала, с трудом поспевая за Виктором по лыжне. Но характер при этом проявляла удивительный. Крашенинников посмеивался, оборачиваясь и ожидая, что она вот-вот попросит остановиться отдохнуть или возвратиться назад. Иногда из вредности, для проверки, он умышленно наращивал темп, но Таня упрямо шла сзади, стиснув зубы, выбиваясь из последних силенок, и пощады не просила. "Из чего только сделаны девочки", ухмылялся про себя Виктор.
Вернувшись на дачу, Таня останавливалась перед крыльцом и застывала, совершенно измученная, беспомощно повиснув на палках и не в состоянии даже снять лыжи. И Виктор, проклиная в душе и себя, и ее, расстегивал ей крепления, развязывал шнурки на ботинках и втаскивал на руках в дом, маленькую, слабую, беззащитно прижавшуюся к нему всем телом…
— Ну что? — спрашивал он, искоса поглядывая на нее и накрывая на стол. — Завтра с утра побежим?
— Обязательно, — бормотала Танька, прилипая к стулу. — Я только посижу чуть-чуть, ладно?.. А ты порежь нам колбаски-альбиноски…
— Как водится, — согласно кивал Виктор. — Тренируйся, бабка! К весне свободно сдашь на мастера спорта!
По утрам он будил ее, напевая "а была она солнышка краше". Танька открывала сонные глаза.
— Что там передавало твое радио? — спрашивала она.
— Так, информировало, — отвечал Виктор, прижимаясь к ее плечу. — Болтало всякие разности… Вещало. Надеюсь, нынче я тебе приснился?
— Не-а, — отзывалась, потягиваясь, бесчувственная и чересчур честная Танька. — Ты ведь знаешь, мне никогда не снятся сны.
Иногда их навещали Гера с Ниночкой, разок приехал Алексей, от которого Таня пришла в такой же восторг, как от Геры.
