Таня оскорбленно поджала губы.
— Ах, нет?! Большая неожиданность и нечаянная радость! — Виктор загнул один палец. — Значит, первое объяснение у нас отпадает! Чудненько! Это меня вполне устраивает. Ты заболела? — он окинул ее взглядом. — Непохоже, выглядишь одурительно, — и загнул второй палец. — Что-нибудь случилось дома? Безумные страдания по поводу навсегда утраченной девичьей чести? Или нечто подобное? Но, к сожалению, Танюша, это все равно рано или поздно должно было случиться, уж поверь моему жизненному опыту.
Таня с трудом удержалась от смеха.
— Убоище! — сказала она. — Ты невыносим!
Наконец-то заговорила, обрадовался Виктор.
— В общем, выразительно! — одобрил он. — Значит, и здесь у нас все в порядке? Мама уверовала, что ты в субботу заночевала в общежитии у тутошней Брижитт Бардо? Тогда в чем же дело?
— Витя… — начала Таня и вдруг покраснела, как спелая помидорка. — Ты просто невозможный, Витя! Привязался, как кашель…
— Спасибо за сравнение, — поклонился Виктор. — Звучит довольно впечатляюще. Но не радует.
И тут Танька заревела. Слезы у нее закапали странно — все у нее не по-людски! — брызнули отовсюду. В одно мгновение бледная мордашка стала мокрой, и теперь намокал воротничок кофточки, предательски темнея больше и больше.
— "Что-то кони мне попались привередливые", — пробормотал Виктор и решительно скомандовал: — Отбой! Прекратить немедленно! И вытереться насухо! У тебя платок-то имеется? Могу свой подарить, чистый. Когда "слух обо мне пройдет по всей Руси великой", толкнешь его за бешеные деньги. А с утра нужно слушать по радио марши — очень повышает жизненный тонус.
Он вытащил из кармана платок, но Таня уже торопливо, всхлипывая навзрыд, вытиралась ладошками и шарфиком, не глядя на Виктора. Тогда он молча взял ее за рукав, крепко ухватив повыше локтя, и повел к выходу. Она шла не сопротивляясь, доревывая по пути остатки слез. Внизу Виктору каким-то чудом, по наитию, удалось сразу найти пустую аудиторию, втолкнуть туда Таньку и закрыть дверь с помощью стула.
— На сегодня занятия кончились! — сообщил он, усевшись и величественно скрестив руки на груди. — Все женщины истерички, и ты, родная, увы, не исключение. Ну, ладно, в нашем распоряжении имеется не более каких-нибудь десяти, от силы пятнадцати минут на выяснение отношений, потому что дальше, боюсь, местные Мастрояни начнут ломать дверь. Итак, выкладывай быстро и толково: почему ты ревешь, что случилось и в чем моя вина? Я пока ее за собой не ощущаю.
