Доктор вежливо сознается, что лорд Кью на глазах всего Брайтона два часа подряд катал в своем фаэтоне мадам Пучини, знаменитую певицу из Итальянской оперы.
— Но ведь синьор Пучини тоже был в экипаже. Он сидел сзади… рядом с грумом. Право же, маменька, — вмешивается, краснея, леди Джулия.
— Джулия, vos n'etes q'ne ganache [34], - говорит леди Кью, пожимая плечами и меряя дочь взглядом из-под нависших черных бровей. Ее сиятельство, родная сестра покойного и незабвенного маркиза Стайна, обладала немалой долей его остроумия и проницательности, а также походила лицом на этого знаменитого вельможу.
Леди Кью велит дочери взять перо и диктует:
"Monsier le mavais sjet [35], человеку, желающему в тайне от всех подышать свежим воздухом и избегнуть встречи с родными, не следовало останавливать свой выбор на Брайтоне, где имена приезжающих печатаются в газетах. Если вы не утонули в пучи…
— Мама! — ужасается ее секретарша.
— …в пучине морской, соблаговолите отобедать нынче с двумя старухами в половине восьмого. Можете привести с собой мистера Белсайза. Ждем от вас кучу всяких рассказов.
Ваша etc.
Л. Кью".
Джулия слово в слово, опустив лишь одну фразу, записала продиктованное ей матерью, и письмо было запечатано и отправлено лорду Кью, который и пожаловал к обеду с Джеком Белсайзом. Джеку Белсайзу нравилось обедать у леди Кью; он отзывался о ней как о "милейшей и ехиднейшей старушенции во всей Англии"; ему также нравилось обедать в обществе леди Джулии, которая была, по его словам, "бедной страдалицей и лучшей женщиной во всей Англии". Джеку Белсайзу нравились все, и он тоже всем нравился.
Два дня спустя молодые люди снова нанесли визит леди Кью, и на сей раз лорд Кью стал рассыпаться в похвалах своим родственникам из семейства Ньюкомов.
— Надеюсь, милый, ты не от старшего в таком восторге, не от Барнса? — осведомилась леди Кью.
— Конечно, нет, чтоб ему провалиться!
— Чтоб ему!.. Простите, леди Джулия, — подхватывает Джек Белсайз. — Конечно, не от Барнса. Я с кем угодно могу поладить, только не с этим гаденышем Барни.
— С кем? Как вы сказали, мистер Белсайз?
— Гаденышем, сударыня. Хоть он вам и внук, другого слова не подберешь. Я никогда не слышал, чтоб он о ком-нибудь сказал доброе слово или сделал кому-нибудь добро.
— Благодарю вас, мистер Белсайз, — откликается старая леди.
— А вот остальные — народ что надо. Этот малыш, у которого только что была корь, — душка. А что до мисс Этель…
— Этель молодчина, сударыня, — говорит лорд Кью, хлопая себя по колену.
