Ноябрь. Страхование по закону
Мы не имели понятия, что все это означает, пока не получили от Хигса из Лондона очень странную бумагу, которая гласила:
"Мидлсекс. Сэмюел Кокс, ранее проживавший на Портленд-Плене в Вестминстере, в том же графстве, привлекается ответчиком по иску Сэмюела Скэпгоута за то, что оный Кокс ворвался в имение Джона Таггериджа, эсквайра, кое тот сдал в аренду вышеупомянутому Сэмюелу Скэпгоуту, при том, что срок аренды еще не истек, и выгнал его оттуда".
Далее говорилось, что мы якобы "выгнали его силой оружия, а именно шпагами, ножами и дрекольем". Это ли не чудовищная ложь? Мы же только защищали наше кровное! И разве не преступление выгонять нас из наших же законных владений по столь разбойничьему иску?
Не иначе как Хигс, Бигс и Болтунигс были подкуплены, ибо — поверите ли — они посоветовали нам тотчас уступить нашу собственность, потому что найдено завещание и дело мы все равно проиграем. Моя Джемми с презрением отвергла их совет, а сообщение о завещании подняла на смех: она утверждала, что это подделка, гнусная арапская подделка, и по сей день уверена, что история с завещанием, якобы написанным тридцать лет тому назад в Калькутте, оставшимся среди бумаг старого Тага, а впоследствии после розысков, по приказу молодого Таггериджа, найденным и присланным в Англию, скандальнейшая ложь.
Так или иначе — суд состоялся. Стоит ли о нем рассказывать? Что сказать о лорде Главном судье, кроме того, что ему следовало бы стыдиться носить свой парик? Или о мистере….. и мистере…… кои не жалели красноречия для
попрания справедливости и бедняков? С нашей стороны выступал не кто иной, как старший адвокат Бинкс, — мне совестно за честь британских юристов, но я вынужден сказать, что и он, похоже, был подкуплен, ибо попросту отказался меня защищать. Веди он себя так же, как мистер Маллиган, его помощник, которому я столь скромным образом желаю выразить признательность, — все могло бы обернуться в нашу пользу.
Знали бы вы, какое впечатление произвела речь мистера Маллигана, когда он, впервые выступая в суде, сказал:
— Стоя здесь, у пустомента священной Фумиде, видя вокруг эмблемы пруфессии, столь пучитаемой мною, перед лицом пучтенного судьи и прусвищенных присяжных — славы отечества, бескурысных заступников, надежного утюшения бедняков, — о, как я трупещу, какой стыд обугрил мне щуки. (Возглас в зале: "Какой стыд!") Зала взревела от хохота, а когда был снова водворен порядок, мистер Маллиган продолжал:
