На югѣ послѣ заката солнца, очень скоро смеркается; сумерки почти замѣтно глазу надвигаются на окрестность. Вмѣстѣ съ наступавшею темнотою Русановъ становился смѣлѣе…
— Инна Николаевна, хотѣдось бы вамъ побывать въ Москвѣ?
— Къ чему это вы такой вопросъ задаете? точно Подколесинъ….
— Вѣдь вамъ здѣсь скучно, неправда ли?
— Вотъ что!… Нѣтъ не хотѣлось бы… Гдѣ намъ провинціаламъ конфеты ѣсть!
— Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ! Тамъ развлеченія, театръ, общество….
— Вотъ этого-то я и не люблю.
— То-есть чего же?
— Да вообще многолюдства, а въ частности того что называется обществомъ.
— И то сказать, приспособишься къ средѣ, привыкнешь и самъ.
— Ну, эта тема напредки годится; а пока я думаю, что всетаки я такая не отъ того, что здѣсь; а скорѣе здѣсь, потому что такая.
— Ну, еще одинъ нескромный вопросъ, простите… Кто это они?
Инна оставовилась…
— Они, кого "нѣтъ больше на свѣтѣ", пояснилъ Владиміръ Ивановичъ.
— Да какъ же вы смѣете подслушивать? Вотъ я васъ Ларой затравлю.
— Вы такъ громко говорили съ собакой…
— А вы бы сами погромче крикнули и дали мнѣ знать, что я не одна. Вотъ и сконфузились! Какой вы тихоня! Такъ и ждешь, не сказали бы вы, извините, что я родился. Ну, зачѣмъ вамъ зеать, кто такіе они? Я живу здѣсь слишкомъ двадцать лѣтъ, вамъ надо разказывать все сначала; многое я сама забыла, а оно во мнѣ нѣтъ-нѣтъ да и скажется; мы не поймемъ другъ друга…
— Я думалъ…. Я разчитывалъ на вашу дружбу….
— Вы вѣрите въ дружбу? Я отъ васъ, впрочемъ, всегда этого ожидала.
— А вы не вѣрите? У васъ есть, однако, родные.
— Кто это? Мачиха? Она меня только что не ненавидитъ; Юля совершенно равнодушна къ моему существованію; Аня — славный малый, но…. вы видите, и тутъ даже но!
— Ну, Богъ съ вашими но!
— Хорошо, извольте. Они тѣ, которые сумѣли стать выше земли.
— Романтики? Идеалисты?
— Они тѣ, перебила она съ досадой, — чья душа и темна и свѣтла, какъ эта ночь; они тѣ, что не продадутъ своей совѣсти ни за какія…. коврижки, рѣшила она, расхохотавшпсь, а Русанова покоробило отъ этого смѣха.
— Только то? сказалъ онъ, чтобы что-нибудь сказать.
— Вы думаете это легко? Вотъ могила моего отца, сказала она, указывая на заросшій цвѣтами холмикъ подъ самымъ домомъ. Онъ цѣлую жизнь промаялся одинъ и завѣщалъ похоронить себя въ саду; онъ боялся сосѣдей даже на кладбищѣ.
Русановъ не могъ видѣть ея лица; они стояли въ тѣни дома, но голосъ сталъ до того грустенъ, до того симпатиченъ, ему было такъ хорошо, что онъ невольно подвинулся къ ней. Золотистыя верхушки деревьевъ давно потемнѣли; облака задымились, оставляя жемчужныя окраины. Изъ-за большой группы ихъ медленно выдвинулся мѣсяцъ; темными призраками выступали кусты, по землѣ ложились черныя тѣни. Все темнѣй становилось въ чащѣ, осыпанной серебристыми блестками тополей; кое-гдѣ ярко бѣлѣлъ стволъ березы, а тамъ опять черныя тѣни, темныя массы.
