— Что за чорт, — буркнул Кулеша, — плачет там, что ли, кто-то? Так и есть: плачет!
Плач в этом доме был настолько необычен, что Кулеша удивился и даже немного испугался. Он поспешил в столовую: нигде ни души. Кулеша поднял свечу выше и стал смотреть по сторонам, но никого не увидел и теперь уже ничего не слышал. Рыдания смолкли, и в ночной тишине раздавалось лишь ровное медленное тикание старых часов. Решив, что ему померещилось, Кулеша уже собирался уйти, но нечаянно опустил свечу. Свет упал на чью-то юбку, белевшую в самом дальнем углу комнаты, между стеной и столом.
— Кто тут? — спросил он.
Никакого ответа, только белая юбка слегка зашевелилась, и за ножкой стола снова послышались глухие рыдания. Тут уж Кулеша не вытерпел; с грохотом сдвинув стулья, стоявшие на пути, он бросился в потаенный уголок и заглянул за ножку стола.
— Аврелька! — вскрикнул он в удивлении. — Ты что тут делаешь?
Что она делала? Просто спряталась в этот уголок, чтобы поплакать вволю. Аврелька была в одной рубашке и белой короткой юбке. Должно быть, ей пришлось раздеться, чтобы сестры думали, будто она тоже ложится спать. Ноги у нее были босые, а низко спустившаяся рубашка не закрывала юную шею и белые покатые плечи, по которым рассыпались золотистые волосы. Она сидела на полу, почти закрытая волосами, и, облокотившись о колени, уткнулась в ладони лицом.
— Аврелька, — окликнул ее отец, — что с тобой? Чего ты ревешь?
С минуту еще она не поднимала головы и не отвечала, но вдруг вскочила, обвила обеими руками шею отца и, прижавшись к нему, как балованное дитя, заговорила сквозь слезы дрожащим голосом:
— Милый, дорогой! Вы только не сердитесь на меня, но, пожалуйста, сделайте что-нибудь такое, чтобы его утешить, как-нибудь помочь, чтобы его спасти… Милый, родной! Вы только подумайте и обязательно что-нибудь выдумаете, потому что вы старше меня и больше понимаете. А если вы его не спасете, кто же его спасет?.. Родители его, наверно, рады бы ему помочь, но они не сумеют, а больше у него никого нет, и он умрет, непременно умрет, погибнет, пропадет…
Рыдания не дали ей говорить, и она спрятала лицо на груди отца. Кулеша со свечой в одной руке, а другой прижимая к себе дочь, застыл с разинутым ртом в глубоком изумлении;
— Эге! Так вот где раки зимуют!
Поставив подсвечник на стол, он снова обратился к дочери:
— Да что с тобой стряслось, Аврелька? Что ты болтаешь? От кого мне его спасать? И почему он должен погибнуть а пропасть? Бабьи выдумки! С ума рехнулась!
