Итак, хотят отпраздновать. «А что у нас получается в действительности? спрашивает, печально вздохнув, господин Вир. — Партийный раскол привел к тому, что каждая группировка самовольно назначила себе свой военный праздник и празднует его. Празднуют жиденько, слабенько, воззваниями да обедами, вместо того, чтобы совместно, сообща».
Золотые слова! Святая истина! На националистической свалке не то что нет согласия, чтобы дружной ватагой двинуть в поход на Москву, но даже на совместную выпивку не удается вместе собраться. Хлебнет за углом каждый сам по себе, корку хлеба понюхает — вот и весь ратный юбилей.
Правда, не все, не все так. Некоторые, подвыпив в «день жовнера», наполняются храбростью и выползают из темных закоулков на освещенную улицу. Вир свидетельствует: «Вон Гришкевича ветераны сделали парад, промаршировав перед своим президентом и генералом в количестве 27-ми… Разве это не высмеивание самих себя?»
Высмеивание, голубчики, позорное высмеивание. И срамотища. Собраться никчемной кучкой, вылезть из затишья на зябкий порывистый ветер и гулять, как маленькие детишки, в солдатиков и генералов — курам, скажу вам, на смех.
Так вспомним, что было сказано? Закон золотого зерна — правильный закон! Хорошо поискав, на мусорке можно отыскать такие перлы, которые первооткрывателю Пете никогда и не снились. Вот хотя бы такой.
Была у них там «12-я встреча белорусов Северной Америки». Как справедливо замечает Хмара, «она была очень малолюдной». После нее «сам президент» Жук-Гришкевич опубликовал отчет о встрече, да такой нудный и пустопорожний, что Хмара совершенно справедливо назвал его «доказательством краха былых мечтаний об освободительном въезде на белом коне в Минск и вознаграждении эмигрантских вояк, князей, воевод и генералов поместьями из бывших колхозов и дворцами». Трезво оценивая никчемность отчета его высокопревосходительства президента, Хмара даже воскликнул: «Браво! Хотя перед концом за ум взялись!»
Браво, бис! Правильно! Потому что какие-такие потуги могут быть «перед концом»? Крах наступил давно, а незадачливые воители схватились за ум слишком поздно.
Справедливо оценивая деятельность «бесстыдных шкурников, злодеев и оборотней», Хмара сам храбрится и пыжится, будто беззубый кавалер перед ладной вдовицей. Вот, смотрите, мол, какой я мудрый, ловкий и дальнозоркий — один я одолею Москву. Но, изображая конец и крах шкурников, он чувствует и собственную немощь, и его также пробирает дрожь. Самокритику Хмара преподносит в виде цитат из Евангелия: «Какая польза, братья мои, если кто-то говорит, что верует, а деяний не предпринимает? Может ли такая вера спасти его? Кто думает, что он стоит, пусть бережется, чтобы не упасть».
