Он взял полотенце, вытер лицо и шею, и отбросил его в сторону.
— Чего ты хочешь на самом деле, Огюстина?
Звук её имени на его устах заставил её сердце болезненно сжаться. Она совершила ошибку, придя сюда. Она даже не была уверена, почему так хотела увидеть его. Рорик был сложным, резким, неприветливым и…, она вздохнула. А ещё он был страстным, нежным и любящим, когда хотел таким быть. В своих грёзах она видела примеры этому, и не раз.
Но видно грёзы значительно отличались от действительности.
— Я ничего не хочу. Мне не следовало появляться здесь. — Она подразумевала не только помещение, где он работал, но и сам T’ар Таль. Если бы в её силах было вернуть время вспять, она никогда не надела бы ожерелье Оливии. Повернувшись, Огюстина направилась к двери.
Сердце кричало — вернись, дотронься до него в последний раз! Не оборачиваясь, она распрямила плечи.
— Мне жаль, если я обеспокоила тебя.
Он выругался, длинно и непристойно, слова были настолько грубыми, что она отшатнулась. Но всё равно продолжала идти. Тяжелая рука рванула её за плечо, разворачивая назад. Грудь Рорика вздымалась от ярости, его руки сжались вокруг её предплечий.
— Ты понятия не имеешь, что твоё присутствие сделало мне. — Гнев вибрировал в каждом слове, которое он произносил.
Огюстина уже устала от игр и загадок.
— Что я сделала тебе? — её голос сочился раздражением. Он был не единственным, кто разозлился до чёртиков. — Я не просила об этом. Я не просила, чтобы меня выдернули из моего дома и перенесли в чуждый мне мир. Я не просила этих месяцев эротических снов, которые изменили мою жизнь. Как, черт возьми, у меня могут быть теперь нормальные отношения с кем бы то ни было после того, как я познала тебя и Кирса? — Дёрнув плечом, Огюстина вывернулась из его хватки. — Твоя жизнь? — рассвирепев, едва не завизжала она. — А как насчёт моей жизни?
Рорик взял её за подбородок, его пальцы удерживали её достаточно крепко, чтобы она не могла двинуться, но не настолько, чтобы причинить боль. Как всегда, он прекрасно сознавал свою силу.
— Ты можешь вернуться к своему отшельничеству, снова копаться в пыли, писать свои книжки и прятаться от жизни.
Его слова ранили Огюстину сильнее, чем когда-либо он мог физически. Значит, так он думает о ней? Что она прячется от жизни? Тяжелый ком разместился у неё под ложечкой, когда тоненький голосок где-то на задворках ее головы сказал, что возможно он прав. Она с раздражением заткнула этот голос куда подальше.
